среда, 24 ноября 2010
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
так, чтоб дневник не трогали
суббота, 09 октября 2010
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
холодно стало, осень настала - и далее по тексту
суббота, 10 апреля 2010
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
суббота, 09 января 2010
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
среда, 30 сентября 2009
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
Арену быстро очистили от публики, остались только придворные высшего ранга. Лирданарван одним из первых появился в императорской ложе.
Оровандаттон задержался. Один быстрый взгляд, брошенный на императорскую ложу, и герцог принял решение.
—Даннавиру!
—Да, господин? — юноша, дрожа и пошатываясь, встал с кресла, покрутил головой и размял руки, на глазах возвращаясь в нормальное состояние.
—Возьми двух телохранителей и немедленно отправляйся в мой дворец. Приготовь все… сам знаешь, для чего. И жди меня.
—Да, господин, — Даннавиру, уже пришедший в себя, змейкой выскользнул из ложи и, сделав знак двум стражам, исчез. Оровандаттон вздохнул, отер ладонями лицо и вышел вслед за бароном, напоследок взглянув на занавеси ложи Даларанты. Там уже никого не было – он мог бы поклясться, что ложа опустела сразу после убийства императора.
Как с этим может быть связана Даларанта? Герцог и в мыслях не допускал, что семья Вэрш осмелится поднять руку на императора, для них это неестественно, тем более, что теперь они через Даларанту и Келловандана связаны кровью с императорским родом. Кто-нибудь другой, возможно, и решился бы на такое, даже Рионнары, семья его матери, но не помешанные на чести Вэрш. Если бы не Даларанта, не ее скрытность и не внезапно появившиеся в последнее время странности в ее поведении, Оровандаттон даже не задумался б над такой возможностью, сразу бы переключился на других, куда более вероятных подозреваемых.
Он поймал себя на том, что мыслит как заправский сыскной чиновник, ну да что тут странного – столько лет заведовать Розыскной Палатой! Мало кто из принцев действительно занимался тем, к чему был приписан и с чего получал содержание, но Оровандаттон был из другого теста, хотя и старался лишний раз не показывать родственникам, что оказался действительно при деле, которое ему по душе. Ведь над нами получают власть тогда, когда находят наши уязвимые места, верно?
Герцог медленно пошел к отцовской ложе, размышляя над тем, кто же приложил к убийству руку – знал, что потом будет не до того.
В первую очередь вечный вопрос в такого рода делах – кому это выгодно? Лирданарвану первому – он же становится императором. Никакого завещания нет, особых распоряжений тоже – об этом Оровандаттон прекрасно знал, как и о том, что император подумывал было назвать наследником вовсе не Лирдара, а подростка Керталарена, назначив Верладанту регентом. Но эти размышления остались просто разговором, причем разговором наедине и с теми, кому и так престола не видать ни при каком раскладе.
За Лирданарваном по порядку наследования идут два сына Верладанты, но герцог слишком хорошо знал свою любимую сестру и племянников, чтобы всерьёз предполагать их участие в подобного рода делах. Предельно честная Верладанта и детей воспитала в надлежащем духе, да и какой ей смысл убивать отца, даже если отбросить в сторону то, что она просто не может такого сделать? Верладанта замужем за князем Южного Эовера, и даже если ее сыновья никогда не сядут на трон, они будут одними из знатнейших особ империи. Почести почти те же, а риска и ответственности меньше.
Второе место среди подозреваемых занимает Керталарен, то есть, не он, а его мать, безумно жаждущая власти. Когда исчез Праддаторил, она не смогла скрыть своей радости, и тогда же у Лирдара появился перстень с камнем, определяющим яды – видимо, братец прекрасно видел настоящую сущность Тирвалганты и опасался ее. Оровандаттон усмехнулся про себя – хорошо не иметь прав на престол, однако. Итак, нынче ставшая вдовой императрица вполне подходит на роль устроителя убийства, то есть подходила бы, если бы не один немаловажный факт. Согласно законам и традициям (которые подчас сильнее законов), среди всех законных потомков преимущественное право имеют старшие дети и их старшие дети. Даже если бы Керталарен остался один из законных сыновей Фервандаттона, то вероятнее всего, на престол сел бы сын Верладанты. Или ради такого случая вполне могли бы короновать Оровандаттона или Келловандана. Младшему принцу, да еще несовершеннолетнему, никто бы не вручил жезл и диадему без особой воли императора и исключительных обстоятельств. История помнит лишь три таких случая – в одном младший принц вообще остался один-единственный из всех родичей мужского пола (а герцог сомневался, что императрица осмелится зайти так далеко, точнее, что она сможет зайти так далеко), в другом это было сделано по особому завещанию императора и из-за пророчества, а в третьем это был необыкновенно умный мальчик, ставший величайшим полководцем Арн-Эла. Керталарен не подходил ни под одно из этих исключений. Так что, чтобы посадить сына на престол, Тирвалганте бы пришлось убрать сначала всех других претендентов, или хотя бы подождать, пока сына назовут наследником, а потом уже убивать императора.
А в том, что это было тщательнейшим образом спланированное убийство, Оровандаттон не сомневался ни на миг.
В общем, когда он дошел до места преступления, у него остался только один подозреваемый – Лирданарван.
Больше просто некому, и герцог мог поклясться как и чем угодно, что сейчас императрица Тирвалганта рвет на себе волосы от ярости в своей молельне.
В залитой кровью императорской ложе уже, кроме Лирданарвана, были его сестра Верладанта, муж принцессы Эпелиоранты герцог Варманак, и канцлер Эргесинвал Вальдан. Герцог Рионнар, еще не войдя, услышал:
—Выбросить этого этиндовского ублюдка собакам! — голос Лирдара был исполнен гнева и скорби, и не знай Орован своего братца как облупленного, он бы поверил в искренность его чувств. Не поверили ему и Верладанта с канцлером, судя по их лицам. Герцог шагнул в ложу:
— Зачем собакам? Пусть отнесут в мертвецкую при Арене и там маги Департамента Магии с розыскными некромантами разберутся, каким это образом этинда сумел опередить лучших телохранителей Империи и нет ли тут колдовства какого-нибудь.
Канцлер благодарно взглянул на Рионнара и добавил:
—Его светлость прав, светлейший принц Лирданарван. Как хранитель Розыскной Палаты он должен заняться этим делом, и на правах старшего из присутствующих в столице членов императорской семьи он имеет право распоряжаться, в отличие от вас – вы-то, как наследник, до погребения его величества и вашей коронации не можете отдавать никаких приказаний – таков обычай.
Лирданарван неслышно скрипнул зубами, но смиренно опустил голову:
—Прошу прощения, ваша светлость господин канцлер. Во мне говорят гнев и боль утраты, и я забыл под их тяжестью об обычае…
—Атта-маллора , мы скорбим не меньше вас, — Верладанта, несмотря на вежливый и скорбный голос, была совершенно спокойна. — Но не забываем и о долге. Наш долг повелевает нам передать управление в руки господина канцлера и Императорского Совета. Отныне наши голоса не имеют никакой силы, пока не будет зачитано завещание нашего отца. Буде такового не окажется, Совет изберет наследника из достойнейших. Кстати, должна напомнить, любезный брат мой: то, что вы были названы наследником, еще не значит, что вы им окажетесь на самом деле. Мы еще должны выслушать душеприказчиков, ведь у нас несколько кандидатов на престол, — с этими словами Верладанта развернулась и с достоинством покинула ложу, с истинно императорским величием сумев не запачкать в крови свои бело-золотистые одежды. Набежавшие придворные и гвардейцы расступились перед ней. Оровандаттон выжидающе посмотрел на Лирданарвана. Тот, не ответив, последовал за сестрой.
Проводив его взглядом, герцог Рионнар повернулся к канцлеру:
—Я тоже покину вас, господин Эргесинвал. Передайте в Розыскную Палату, пусть там немедленно озаботятся тем, чтобы причины и обстоятельства смерти императора были выяснены как можно точнее,— это важно. Я же отправлюсь в свой дворец, буду думать и молиться. Смерть его величества расстроила мои чувства и здоровье.
Вальдан тихим-тихим шепотом спросил:
—Вы считаете, это было подстроено?
Точно так же тихо Оровандаттон ответил:
—Не уверен. Однако нельзя исключать и такой вариант.
И ушел.
Эргесинвал задумался. Неужели подстроено? И кем? Все указывает на Лирданарвана. Канцлер, будучи братом нынешней императрицы, имел все основания крепко не любить Лирданарвана. Не все причины этой нелюбви были по нраву герцогу, но пока что его устраивал канцлер, не любящий Лирдара.
Весть о смерти императора разнеслась по столице со скоростью ветра. По пути событие обрастало уймой подробностей, эльфы стремительно умножались в числе и степени вооруженности, появились эльфийские маги, отравленные стрелы, зачарованные мечи и много всякого разного. Когда Оровандаттон добрался до своего дворца и поднялся в кабинет, гибель императора уже бурно обсуждалась по всему городу. Герцог потребовал вина, но пить не стал, а с запечатанным кувшином в руке поднялся в башенку на крыше его дворца.
Винтовая лестница привела его в круглую комнату, наполненную солнечным светом, сочащимся сквозь разноцветные стекла. Посередине комнаты, прямо на черном полу, была начерчена мелом сложная сигнатура, в центре которой стояло высокое зеркало, возле него в чаше исходила паром какая-то жидкость. Даннавиру подпирал спиной одну из колонн, поддерживающих купол крыши. Выглядел он слегка пьяным и возбужденным. Увидев герцога, Даннавиру подошел к нему:
—Я все сделал, господин. Но моих сил хватит только на один переход…
—Я знаю. Обратно нам не придется возвращаться таким путем, Раннаро. По крайней мере, сейчас нам нечего делать в столице – Лирданарван постарается убрать неугодных ему еще до того, как его закроют в храме для молитвы. Может быть, я тоже вхожу в его красный список. Потом, когда он выйдет из храма, причем вероятнее всего для того, чтобы короноваться, наша смерть ему будет уже не нужна, даже наоборот, опасна.
Значит, у нас есть три недели, чтобы сделать всю работу. Дальше остается только ждать, пока сработают другие.
Даннавиру поднял тяжелую сумку, шагнул внутрь сигнатуры:
—Ступайте только туда, куда становился я. Иначе рисунок будет нарушен, а я не маг и не смогу выправить сразу…
Оровандаттон послушно последовал за бароном. Тот взял стоящую у зеркала чашу, выпил все, что в ней там дымилось, поморщился. Схватил герцога за руку и рванулся сквозь зеркало.
Что-то треснуло, где-то зазвенело…
Темнота.
Запах можжевельника.
Оровандаттон сел, поморгал. Постепенно зрение вернулось и цветные круги, плававшие по темной мути, исчезли.
Пещера. Заросли можжевельника на выходе – их хорошо видно изнутри, ведь пещера неглубока. Рядом лежит Даннавиру – совершенно бесчувственный и беспомощный. Валяются осколки зеркала – близнеца того, что стояло в его доме.
Герцог покачал головой, перетащил молодого барона на приготовленную заранее подстилку из сухих лап кипариса и туи, сам сел рядом. Юноша не был магом, способным черпать силы извне. Он, как и все атэлиеры, мог полагаться только на свои собственные возможности, а они были невелики. Он, конечно, умел при помощи своих сил подчинять магию, но там, где маг прилагал наименьшее усилие, Даннавиру затрачивал столько, словно разбивал руками кирпичную кладку. Герцог в который раз пожалел, что юноша – не маг, а атэлиер. Тут же подумал о том, что от мага было бы мало толку там, где был полезен атэлиер, и усмехнулся. Придется подождать, пока Даннавиру не придет в себя, и только потом можно будет отправиться туда, куда он и собирался.
Орован открыл кувшин и глотнул вина. Интересно, что подумает о его исчезновении Лирданарван? Наверняка заподозрит все мыслимое и немыслимое, обыщет его дом от подвалов до чердаков. Доверенный слуга уже стер сигнатуру и прибрал осколки зеркала, а действия атэлиера никакой маг не вычислит – они не оставляют остаточной магии. Правда, хороший маг их тоже не оставляет, но у Орована не было ни времени, ни возможности найти хорошего мага, которому можно было бы доверять. Зато у него был Даннавиру, о котором никто не знает, что он – атэлиер. Верный до умопомрачения оруженосец Раннавалан Даннавиру… Герцог усмехнулся – все-таки, наверное, он не самая последняя сволочь в императорском змеючнике, раз может вызвать такие искренние чувства, такую верность… Орован снова хлебнул вина. Хотел ли он власти когда-нибудь по-настоящему? Ради самой власти? Нет. А ради чего-то другого? Пожалуй, да, хотел. Когда был намного моложе. Потом он понял, что власть – это тяжкий груз. А потом он полюбил интригу – не потому, что, интригуя, можно было многого добиться, а потому, что ему нравилась эта игра. Именно игра – тогда же Орован открыл в себе любовь к играм, требующим напряжения ума. И полюбил «битву королей», которая заставляла думать и просчитывать. Интрига была такой же захватывающей игрой, но с куда большей степенью непредсказуемого.
Сейчас герцог даже не играл – понял, что игры как игры кончились. Теперь ставки стали слишком высоки. Лирдар хотел власти ради самой власти, а это было плохо. Такие неминуемо погубят страну – это Орован знал, так как неплохо изучил историю империи и своей семейки. Праддатторил мог стать неплохим императором – и не потому, что прислушивался бы к мнению старшего брата, а потому, что был спокоен нравом, справедлив и добр в меру разумного. Вот только не слишком остер умом, ну, это небольшая беда – были бы достойные помощники. А Орован уже давно присматривался к подходящим людям. Нынешний канцлер, Эргесиовал, был одним из них. Орован не посвятил его в свои планы, по крайней мере, во все. Но Эргесиовал знал, что должен беречься и не попадать в руки Лирдара. Оставалось теперь надеяться, что Лирдара запрут в храме Краэса для поста и молитвы перед коронацией прежде, чем он успеет хоть что-то предпринять. Верладанта… она прекрасно понимает, что Лирданарван может убрать ее, поэтому побережется. Эпелиоранта в провинции, а ее детей уберегут родичи со стороны их отца. До остальных Оровану не было дела, да им и не грозило ничего.
Прошел час, прежде чем Даннавиру очнулся. Первыми его словами было:
—Получилось!
Орован протянул ему кувшин:
—Выпей, и пора идти. Время не терпит.
Юноша послушно отпил вина, потер виски. Потом встал, раскрыл сумку и извлек из нее два коричневато-серых истрепанных балахона, невзрачную одежду и разбитые сапоги. В углу пещерки отыскались два можжевеловых посоха.
—Теперь мы притворимся паломниками, Орован. Надеюсь, у нас получится.
Герцог быстро скинул свои праздничные одежды, переоделся, зашнуровал сапоги, подпоясал балахон веревкой, снял с пальцев перстни и браслеты с запястий, ссыпал украшения в мешочек. Даннавиру потратил на переодевание меньше времени – он уже был готов, оставалось только набросить балахон. Наряд герцога свернули, завязали в плотную холстину и спрятали в ту же сумку на самое дно. Туда же отправился полупустой кувшин с вином. Мешочек с драгоценностями и кошелек герцог спрятал под одеждой, на пояс привесил короткий меч – многие паломники носили оружие для защиты от разбойников и прочих нехороших людей. Последний штрих – вымазать лица и руки соком ореховой кожуры, чтобы они потемнели и казались загоревшими и грязными.
Можно было идти. Даннавиру прибрал в пещерке, спрятал осколки под камень, взял посох и вышел на склон горы. Герцог последовал за ним.
Перед ними вставали горы Налай, невысокие останцы, на плоских вершинах которых виднелись развалины древних городов-крепостей. по долине между гор вилась дорога на Лотариваду. Через день пути их должны встретить в условленном месте и провести через портал.
А в столице Эргесиовал, как Орован и надеялся, в первую очередь позаботился о том, чтобы все совершеннолетние законнорожденные принцы и принцессы были закрыты в храмах для поста и молитвы на требуемый законом и традицией срок. После этого вызвал начальника Департамента Магии и велел тщательно обследовать тело убийцы вместе с врачом и некромантом от Розыскной Палаты.
Едва ушел от него начальник магов, как слуга доложил, что герцогиня Даларанта Вэрш просит аудиенции.
Незаконнорожденная принцесса вошла неторопливо и с достоинством – как и всегда. Как будто не ее отца убили пару часов назад. Тонкая, высокая, вся в черном, она лишь склонила голову в приветствии, села. Канцлер смотрел в ее непроницаемые глаза и не знал, что ожидать от нее. Даларанта без всяких околичностей сказала:
—Императора убил Лирдар. Я уверена, это его рук дело.
Канцлер прошептал:
—Я тоже так считаю, — и громче — Пока нет доказательств, мы не можем ничего сделать.
Даларанта подалась вперед:
—Завещания нет – я это знаю точно. По закону наследует Праддаторил.
—Но его нет. Он пропал и до сих пор…
—Но мертвым он еще не объявлен. Ты меня понимаешь?
Эргесинвал понимал, потому сказал очень тихо:
—Я понимаю, но ничего обещать не могу. Как только коронуют Лирдара, мое место займет какой-нибудь Рионнар из его сторонников. Хоть Праддаторил тоже Рионнар, но ведь вы же сами знаете, как родня к нему относится… Его, по сути, поддерживает только Оровандаттон.
Даларанта кивнула и встала:
—Я знаю. Но у тебя есть еще три недели. Мало ли что за это время случится.
—Я постараюсь, чтобы законного наследника не обошли, но…
—Надеюсь, - сухо сказала герцогиня Вэрш и вышла. Канцлер тяжко вздохнул, выпил воды и потер виски. Легко сказать! Но сделать надо, как бы ни было тяжко.
Тут вбежал секретарь с перепуганным лицом:
—Господин канцлер! Тело исчезло! Тело убийцы пропало из мертвецкой!
Канцлер подскочил:
—Как?! Немедленно расследовать и доложить мне! Всех, кто причастен, кто хоть что-нибудь мог видеть – без разговоров хватать и помещать в карцеры, пока их не допросят лично я и герцог Рионнар! А, нет, герцог молится, и не велел тревожить, позовите его заместителя, старшего следователя Розыскной Палаты!
Теперь он уже не сомневался, что смерть императора подстроена Лирданарваном.
Даларанта приехала в свой дом на Площади Снопов, недалеко от Северных ворот, уже вечером. Дом принадлежал семье Вэрш, был мрачен и пуст, за исключением нескольких комнат. Герцогиня вошла в залу, прошла через нее и оказалась в малой гостиной. Там на полу, на рогожной подстилке лежал… убийца императора — ничком, весь залитый кровью, рядом на коленях стоял кто-то в одежде служителя Краэса и извлекал из спины трупа арбалетные стрелы.
—И что это значит?
—Сестра, присядь, это долгое занятие, и разговор тоже не короткий, — «служитель» поднял голову, слабо усмехнулся.
Даларанта села в кресло напротив него:
—Реларо, два вопроса: как тебе это удалось, и зачем тебе мертвец?
Релакаран осторожно вынул стрелу, промокнул тряпицей рану:
—Хочу поговорить.
—Все некроманты — в ведении Розыскной Палаты, если ты забыл. Ты вроде в последнее время тесно общался с Оровандаттоном, попроси его придать тебе некроманта.
—Мне не нужен некромант, — Релакаран усмехнулся, взялся за последнюю стрелу:
—Сестра, это не труп. К счастью, ни одна стрела не задела сердца. Он потерял много крови, но он не умер, и, надеюсь, не умрет.
—Сейчас он мало похож на живого, — Даларанта все-таки встала и подошла к нему, взяла со стола поднос с инструментами – помогать. — Как ты его выкрал? Как узнал, что он не мертв?
—Выкрасть было сложно, конечно. К счастью, в мертвецкую пришли любовница того громилы, которого наш герой так красиво убил, и жена и дочь Длинной Смерти.
—У него была семья? — Даларанта удивленно подняла бровь.
—Как выяснилось, да. Только эоверец может зарабатывать на жизнь себе и своей семье таким способом – остальные не настолько сумасшедшие. Пока они причитали над телами, я под видом служителя Краэса прошел туда, спокойно взял тело и вышел – сказал охране, что несу его в храм для осмотра магами. Эти болваны, как я и рассчитывал, еще не отошли от дневных событий, и даже не спросили у меня никаких бумаг, я уж не говорю о том, что они даже не задумались, почему я один и тащу труп в руках. А потом я просто заморочил им головы напоследок. Отвести глаза прохожим на улице, пока я грузил этого парня в карету – вот что было гораздо сложнее, но я справился, — Релакаран бросил в таз окровавленную стрелу, принялся зашивать раны. После этого вытер руки и положил их на голову эльфа.
Даларанта смотрела с неприкрытым интересом: она знала, что брат умеет исцелять, но никогда не видела воочию, как он это делает.
Релакаран побледнел, убрал руки. Сестра подала ему большую чашу с водой, он вымыл руки, взял одеяло и накрыл эльфа. Сел в кресло и принял от нее бокал вина. Сказал тихо:
—Когда он зарубил императора, я понял всё. И послал ему айтмерет с приказом «уйти». Это то, что эльфы называют an morae (ан мораэ), малая смерть. Состояние, в которое может погрузить себя раненый или пленный – оно похоже на смерть, с той только разницей, что можно вернуться – или через некоторое время самому, или с помощью кого-то другого.
Даларанта пристально смотрела на брата:
—Зачем тебе это? И что – «всё»?
Релакаран поставил на стол бокал:
—Всё – это то, чего я не мог понять в последний месяц… Далари, всё не так просто, как может показаться. Могу сказать только, что убийство было подстроено, а насчёт остального я должен молчать. Просто обязан, пока не увижусь и не поговорю кое с кем. Верь мне, Даларис.
Принцесса склонила голову:
—Я верю. Но в таком случае нам нельзя здесь оставаться.
—Да, конечно. Мы уедем сейчас же.
Спустя сорок минут завернутого в плотное одеяло и ковер эльфа спрятали в багажном ящике дорожного дормеза Даларанты. Сама герцогиня и Релакаран, уже сменивший костюм, сели в карету. Выехать им удалось без труда – карету с гербом Вэрш пропустили без вопросов и досмотров.
Стемнело совсем уже, когда Даларанта спросила:
—И все же, зачем тебе этот эльф?
Она не видела в темноте ничего, но знала, что Релакаран не спит. Колеса кареты постукивали по мостовой дороги на Хиндел Асбан. Утром они будут там.
Релакаран шевельнулся – повернулся к ней на своей скамье-полке, в темноте слабо засияли его глаза.
—Как тебе известно, Ловцы графа Агрион, и Лирданарван тоже, полагали, что он – эльфийский вождь. Возможно, это так. В любом случае, это не простой воин, слишком легко он разделал Длинную Смерть и Тайлирикана, опередил лучших телохранителей и убил императора. Я хочу, чтобы он выжил…
Даларанта тоже села, подалась вперед, нащупала его руку и сжала ее:
—Реларо, я… все понимаю, тебе не за что любить тех, кто преследует народ твоей матери. Но Фервандаттон все-таки твой отец… и мой.
Полуэльф ответил ей на пожатие, накрыл ее ладонь своей:
—Я ни на миг не забывал об этом. Да. Отец меня любил. И мою мать любил, я знаю это. И он был мой отец… я слишком эльф, чтобы не признавать силы родственных связей. Я не смог бы отречься от своего родства, Далари, это тяготит меня всякий раз, когда я вижу Лирдара, ты сама знаешь. Но этот эльф убил императора потому, что защищал честь своей дочери… И потому, что его заставили это сделать. Я уверен в этом – не знаю только, как смогли это сделать с ним. Но это уже неважно. Далари, я хочу, чтобы тот, кто совершил это, тот, кто виновен в смерти отца, за это ответил тоже.
Релакаран замолчал. Даларанта понимала его смятение – он казался внешне стальным и непробиваемым, но сердце его было живым. Но голос совести не мог молчать:
—Но он же убил отца! Как ты можешь желать ему выжить, если…
—Даларис, ты хорошо разбираешься в вопросах веры, в обрядах и в теологии. Скажи мне, когда на закате самого короткого дня приносят телёнка или ягнёнка в жертву Краэсу, кто убивает его – ритуальный нож или всё же священник, которому запрещено проливать кровь? И в чём смысл суда над ножом после этого обряда?
У герцогини перехватило дыхание – она уже поняла, но всё же ответила:
—Смысл в очищении от греха. Нож потом перековывают в новый, он становится чистым и снова годится для обряда, но священника перековать нельзя, поэтому судят нож за то, что делает священник. Значит, ты думаешь, что этот эльф – чье-то орудие и не больше того?
—Как я тебе уже сказал – его заставили это сделать, причем заставили даже не угрозой, а просто превратили его в орудие убийства. Заложили в разум такой приказ. Ты слышала о сегрен-шат?
Герцогиня кивнула. Релакаран продолжил:
—Я подозреваю, что к нему это применяли. Я скажу точно, когда он придет в себя, и я смогу с ним поговорить и заглянуть в его память. Понимаешь теперь, зачем мне спасать этого эльфа? Он – единственный имеющийся у нас ключ к этому заговору (а в том, что это заговор, я не сомневаюсь), и если он выживет, мы сможем прижать того, кто это сделал.
—Лирданарвана? Больше ведь никто…
—Узнаем, — коротко ответил Релакаран и лег на скамью. — Я всё узнаю.
Рассвет выплеснулся на гладь озера, карета уже катила по узкому перешейку Хиндел Асбан. Замок вставал впереди.
В замке первым делом Даларанта велела перенести багаж к себе, затем приготовить баню и покои для себя и для брата. И подать завтрак, разумеется.
В одной из комнат слуги положили ковровый сверток, ушли, затем вернулись с одеждой и постелью – это были верные люди, их семьи поколениями служили Вэрш, и Даларанта знала, что никто из них не предаст. Знал это и Релакаран, которого здесь любили, и если бы любому слуге кто-нибудь сказал, что брат герцогини – презренный этинда, он бы равному дал в морду, а перед высшим изобразил бы глухого, немого и слабоумного.
Старый слуга устроил мягкую постель, двое других осторожно развернули ковер, сняли пропитавшееся кровью одеяло. Релакаран с помощью лекаря Даларанты обмыл раны эльфа, перевязал его. Потом эльфа раздели совсем, и, обернув простыней, пропитанной целебным отваром, положили на постель. Релакаран подошел к лежащему, склонился над ним. Прикоснулся ко лбу.
«Проснись»
Эльф вздрогнул, вздохнул. Релакаран приподнял его, тот задышал чаще, но всё еще медленно и слабо. Релакаран пощупал пульс, удовлетворенно кивнул и сказал:
—Жив.
Лекарь восхищенно смотрел на Релакарана:
—Вы творите чудеса, винэр Релакаран.
—Нет, не чудеса, Паррин, всего лишь то, что все зовут эльфийской магией. Этот эльф не должен умереть, и мы ему не дадим это сделать.
Подошла Даларанта, положила руку на плечо Паррина:
—Он нужен Вэрш. Нам. Никто не должен знать, что у нас здесь больной эльф, кроме вас троих.
—Да, винэрис, — поклонились все трое. Им она доверяла, и не без оснований.
Слуги вышли.
Даларанта взглянула на неподвижное тело на постели, на Релакарана и лекаря, вздохнула и вышла.
Релакаран тоже покинул больного, как только убедился, что тот спит и пульс у него ровный.
в столовой уже накрыли. Релакаран сел напротив сестры, взял приборы и принялся за еду.
—Для тебя нехарактерен такой аппетит, — заметила Даларанта.
—Лечение эльфийским способом забирает много сил, — полуэльф отпил вина и добавил:
—И потом, я сегодня… то есть уже вчера, только завтракал.
—Что ты будешь делать дальше?
—Утром твой маг сделает мне портал до Лотаривады. Я хочу к вечеру быть дома.
—Подождал бы, пока приедет Келло.
—Увы, у меня есть некое срочное дело. Встреча, которую я не могу отменить.
И полуэльф замолчал, отдавая должное изысканным блюдам.
Даларанта поверх бокала задумчиво смотрела на единокровного брата. Никогда, никому в жизни она не призналась бы в том, что любит его не по-сестрински, а по-женски. Но это было так. Никогда не знавшая огня любви принцесса в зрелом возрасте вдруг ощутила влечение к своему же брату – пусть единокровному, но ведь брату же! Пусть и не действуют для императорского рода ограничения на брак с кровными родственниками, однако Даларанта все равно пришла в ужас, когда поняла, что на самом деле с ней происходит. Она смотрела в зеркало и не находила там признаков надвигающейся старости, но ее это не утешало. Все равно ведь ей шестьдесят три, и время неумолимо – она рано или поздно постареет, скорее поздно, как отец, но это все равно случится, а Реларо останется таким же молодым и прекрасным и в сто, и в сто пятьдесят, и в двести лет (предел, которого достигали когда-либо члены императорского рода). Она знала, что в северных королевствах женщины ее возраста не считаются старыми, и не выглядят даже зрелыми – но там вообще люди доживают до полутора сотен, а то и до двухсот, и стареть начинают ближе к концу жизненного пути – сказывается эльфийская кровь, которая там течет в каждом. В ком-то больше, в ком-то меньше ее, но все жители северных земель имеют эльфийских предков. А глупые лотар с самого начала сторонились эльфов и брезгали родством с ними. Лотар и келтар – родственные народы, одного корня, но их пути разошлись давно, и хотя в Империи официально считалось, что лотар пошли истинным путем, а келтар заблудились во тьме и перестали быть единым народом, Даларанта была уверена, что именно келтар поступили правильно и нашли верный путь.
И что с того, что она – дочь императора? Да, божественность крови дает ей долгую молодость и жизнь, но что, если незаконность рождения уменьшает святость и тем самым жизнь?
Принцесса рассмеялась глупой мысли. Нет, беда не в этом. Беда в том, что она любит кровного брата, а в священных свитках Этри Ллет ясно сказано – кровные браки до четвертого колена запрещены, прибегать же к праву императорского рода она считала ханжеством. Пусть лучше останется так, как есть. В конце концов, для нее всегда будет готово место высшей служительницы Ялатари во владениях Вэрш. Пожалуй, скоро она займет его.
Даларанта скрывала от брата свою любовь, но не была уверена, что он не знает – он слишком проницателен. Но даже если и знает, то молчит – и пусть. Пусть – пока слова не сказаны, можно делать вид, что все как обычно.
Утром Релакаран через портал отправился прямо к себе в замок.
А после полудня того же дня герцога Оровандаттона и барона Даннавиру наконец встретили те, кто ждал их на этом месте последний месяц.
Место было укромным, можно спрятать целый полк, не то что небольшой отряд – ущелье изобиловало пещерами, вымытыми бурной рекой в известняке за многие столетия. Сюда и свернули с торной дороги два паломника. Если кто и заметил, не удивился – мало ли почему два человека сворачивают в ущелье. Устали, отдохнуть хотят.
Полчаса пути вдоль русла обмелевшей к лету речки, и они вышли на небольшую поляну.
—Это то самое место? — спросил Даннавиру, откинув капюшон и оглядываясь.
—Да. Сядем на камни и будем ждать, — герцог тоже откинул капюшон, и сел на торчащие посреди поляны камни. Барон последовал его примеру.
—Мой господин, вы говорили о ком-то, кто способен видеть будущее лучше меня. И о том, что можете скоро познакомить меня с ним. Вы, случайно, не имели в виду… графа Хайрэн?
—С чего ты взял? — улыбнулся Орован.
—Когда вы говорили с принцем, и разговор зашел о нём, вы насторожились и постарались тут же успокоиться, однако вы подумали о нём очень отчетливо. А про него говорят, что он владеет эльфийской магией, вот я и решил.
—Ты догадлив. Да, я имел в виду его. Это он предупредил меня, что в ближайшее время может случиться что-то такое… вроде того, что случилось.
—Как? И вы не сказали его величеству? — удивился барон. Герцог покачал головой:
—Отец знал – Релакаран сам ему всё рассказал. Но это ведь было только возможностью, вероятностью. Граф не видел ни даты, ни способа убийства. Больше того, через месяц опасное время миновало б, и отец мог бы жить спокойно почти год.
—Значит, граф Хайрэн видит ветки событий, а не просто будущее? — восхитился Даннавиру. — Представьте меня ему, прошу! Мне как атэлиеру было бы очень интересно с ним познакомиться…
—И тебя не смутит то, что он – полуэтинда? — хитро прищурился герцог.
—Вас же не смущает.
Оровандаттон только усмехнулся.
«Не смущает… сейчас».
Раньше он почти не общался с единокровным братом. Уважал за твердость характера, за скромность и мудрость, но не был близок. Все изменилось полгода назад, когда события стали поворачиваться так, что герцогу пришлось в поисках союзника обратиться к полуэтинда. Сначала он предполагал поговорить с кем-нибудь из верхушки Вэрш – с Келлованданом или с Даларантой, но вовремя спохватился. Эти двое (да и многие другие из этого рода) очень не любили Рионнаров – ведь именно герцогиню Рионнар, а не Вэрш, выбрал император когда-то в жены, хотя обе были его фаворитками.
Поэтому Оровандаттон решил обратиться к Релакарану, как к посреднику в переговорах с Вэрш.
Примечания:
Атта-маллора – младший брат. Обращение в империи используется в знатных семьях между кровными родственниками. Соответственно, старший брат – атта-магора
Винэр- обращение к знатному. Используется исключительно в случае, когда низший (слуга) обращается к вельможе. Винэрис – женская форма
Оровандаттон задержался. Один быстрый взгляд, брошенный на императорскую ложу, и герцог принял решение.
—Даннавиру!
—Да, господин? — юноша, дрожа и пошатываясь, встал с кресла, покрутил головой и размял руки, на глазах возвращаясь в нормальное состояние.
—Возьми двух телохранителей и немедленно отправляйся в мой дворец. Приготовь все… сам знаешь, для чего. И жди меня.
—Да, господин, — Даннавиру, уже пришедший в себя, змейкой выскользнул из ложи и, сделав знак двум стражам, исчез. Оровандаттон вздохнул, отер ладонями лицо и вышел вслед за бароном, напоследок взглянув на занавеси ложи Даларанты. Там уже никого не было – он мог бы поклясться, что ложа опустела сразу после убийства императора.
Как с этим может быть связана Даларанта? Герцог и в мыслях не допускал, что семья Вэрш осмелится поднять руку на императора, для них это неестественно, тем более, что теперь они через Даларанту и Келловандана связаны кровью с императорским родом. Кто-нибудь другой, возможно, и решился бы на такое, даже Рионнары, семья его матери, но не помешанные на чести Вэрш. Если бы не Даларанта, не ее скрытность и не внезапно появившиеся в последнее время странности в ее поведении, Оровандаттон даже не задумался б над такой возможностью, сразу бы переключился на других, куда более вероятных подозреваемых.
Он поймал себя на том, что мыслит как заправский сыскной чиновник, ну да что тут странного – столько лет заведовать Розыскной Палатой! Мало кто из принцев действительно занимался тем, к чему был приписан и с чего получал содержание, но Оровандаттон был из другого теста, хотя и старался лишний раз не показывать родственникам, что оказался действительно при деле, которое ему по душе. Ведь над нами получают власть тогда, когда находят наши уязвимые места, верно?
Герцог медленно пошел к отцовской ложе, размышляя над тем, кто же приложил к убийству руку – знал, что потом будет не до того.
В первую очередь вечный вопрос в такого рода делах – кому это выгодно? Лирданарвану первому – он же становится императором. Никакого завещания нет, особых распоряжений тоже – об этом Оровандаттон прекрасно знал, как и о том, что император подумывал было назвать наследником вовсе не Лирдара, а подростка Керталарена, назначив Верладанту регентом. Но эти размышления остались просто разговором, причем разговором наедине и с теми, кому и так престола не видать ни при каком раскладе.
За Лирданарваном по порядку наследования идут два сына Верладанты, но герцог слишком хорошо знал свою любимую сестру и племянников, чтобы всерьёз предполагать их участие в подобного рода делах. Предельно честная Верладанта и детей воспитала в надлежащем духе, да и какой ей смысл убивать отца, даже если отбросить в сторону то, что она просто не может такого сделать? Верладанта замужем за князем Южного Эовера, и даже если ее сыновья никогда не сядут на трон, они будут одними из знатнейших особ империи. Почести почти те же, а риска и ответственности меньше.
Второе место среди подозреваемых занимает Керталарен, то есть, не он, а его мать, безумно жаждущая власти. Когда исчез Праддаторил, она не смогла скрыть своей радости, и тогда же у Лирдара появился перстень с камнем, определяющим яды – видимо, братец прекрасно видел настоящую сущность Тирвалганты и опасался ее. Оровандаттон усмехнулся про себя – хорошо не иметь прав на престол, однако. Итак, нынче ставшая вдовой императрица вполне подходит на роль устроителя убийства, то есть подходила бы, если бы не один немаловажный факт. Согласно законам и традициям (которые подчас сильнее законов), среди всех законных потомков преимущественное право имеют старшие дети и их старшие дети. Даже если бы Керталарен остался один из законных сыновей Фервандаттона, то вероятнее всего, на престол сел бы сын Верладанты. Или ради такого случая вполне могли бы короновать Оровандаттона или Келловандана. Младшему принцу, да еще несовершеннолетнему, никто бы не вручил жезл и диадему без особой воли императора и исключительных обстоятельств. История помнит лишь три таких случая – в одном младший принц вообще остался один-единственный из всех родичей мужского пола (а герцог сомневался, что императрица осмелится зайти так далеко, точнее, что она сможет зайти так далеко), в другом это было сделано по особому завещанию императора и из-за пророчества, а в третьем это был необыкновенно умный мальчик, ставший величайшим полководцем Арн-Эла. Керталарен не подходил ни под одно из этих исключений. Так что, чтобы посадить сына на престол, Тирвалганте бы пришлось убрать сначала всех других претендентов, или хотя бы подождать, пока сына назовут наследником, а потом уже убивать императора.
А в том, что это было тщательнейшим образом спланированное убийство, Оровандаттон не сомневался ни на миг.
В общем, когда он дошел до места преступления, у него остался только один подозреваемый – Лирданарван.
Больше просто некому, и герцог мог поклясться как и чем угодно, что сейчас императрица Тирвалганта рвет на себе волосы от ярости в своей молельне.
В залитой кровью императорской ложе уже, кроме Лирданарвана, были его сестра Верладанта, муж принцессы Эпелиоранты герцог Варманак, и канцлер Эргесинвал Вальдан. Герцог Рионнар, еще не войдя, услышал:
—Выбросить этого этиндовского ублюдка собакам! — голос Лирдара был исполнен гнева и скорби, и не знай Орован своего братца как облупленного, он бы поверил в искренность его чувств. Не поверили ему и Верладанта с канцлером, судя по их лицам. Герцог шагнул в ложу:
— Зачем собакам? Пусть отнесут в мертвецкую при Арене и там маги Департамента Магии с розыскными некромантами разберутся, каким это образом этинда сумел опередить лучших телохранителей Империи и нет ли тут колдовства какого-нибудь.
Канцлер благодарно взглянул на Рионнара и добавил:
—Его светлость прав, светлейший принц Лирданарван. Как хранитель Розыскной Палаты он должен заняться этим делом, и на правах старшего из присутствующих в столице членов императорской семьи он имеет право распоряжаться, в отличие от вас – вы-то, как наследник, до погребения его величества и вашей коронации не можете отдавать никаких приказаний – таков обычай.
Лирданарван неслышно скрипнул зубами, но смиренно опустил голову:
—Прошу прощения, ваша светлость господин канцлер. Во мне говорят гнев и боль утраты, и я забыл под их тяжестью об обычае…
—Атта-маллора , мы скорбим не меньше вас, — Верладанта, несмотря на вежливый и скорбный голос, была совершенно спокойна. — Но не забываем и о долге. Наш долг повелевает нам передать управление в руки господина канцлера и Императорского Совета. Отныне наши голоса не имеют никакой силы, пока не будет зачитано завещание нашего отца. Буде такового не окажется, Совет изберет наследника из достойнейших. Кстати, должна напомнить, любезный брат мой: то, что вы были названы наследником, еще не значит, что вы им окажетесь на самом деле. Мы еще должны выслушать душеприказчиков, ведь у нас несколько кандидатов на престол, — с этими словами Верладанта развернулась и с достоинством покинула ложу, с истинно императорским величием сумев не запачкать в крови свои бело-золотистые одежды. Набежавшие придворные и гвардейцы расступились перед ней. Оровандаттон выжидающе посмотрел на Лирданарвана. Тот, не ответив, последовал за сестрой.
Проводив его взглядом, герцог Рионнар повернулся к канцлеру:
—Я тоже покину вас, господин Эргесинвал. Передайте в Розыскную Палату, пусть там немедленно озаботятся тем, чтобы причины и обстоятельства смерти императора были выяснены как можно точнее,— это важно. Я же отправлюсь в свой дворец, буду думать и молиться. Смерть его величества расстроила мои чувства и здоровье.
Вальдан тихим-тихим шепотом спросил:
—Вы считаете, это было подстроено?
Точно так же тихо Оровандаттон ответил:
—Не уверен. Однако нельзя исключать и такой вариант.
И ушел.
Эргесинвал задумался. Неужели подстроено? И кем? Все указывает на Лирданарвана. Канцлер, будучи братом нынешней императрицы, имел все основания крепко не любить Лирданарвана. Не все причины этой нелюбви были по нраву герцогу, но пока что его устраивал канцлер, не любящий Лирдара.
Весть о смерти императора разнеслась по столице со скоростью ветра. По пути событие обрастало уймой подробностей, эльфы стремительно умножались в числе и степени вооруженности, появились эльфийские маги, отравленные стрелы, зачарованные мечи и много всякого разного. Когда Оровандаттон добрался до своего дворца и поднялся в кабинет, гибель императора уже бурно обсуждалась по всему городу. Герцог потребовал вина, но пить не стал, а с запечатанным кувшином в руке поднялся в башенку на крыше его дворца.
Винтовая лестница привела его в круглую комнату, наполненную солнечным светом, сочащимся сквозь разноцветные стекла. Посередине комнаты, прямо на черном полу, была начерчена мелом сложная сигнатура, в центре которой стояло высокое зеркало, возле него в чаше исходила паром какая-то жидкость. Даннавиру подпирал спиной одну из колонн, поддерживающих купол крыши. Выглядел он слегка пьяным и возбужденным. Увидев герцога, Даннавиру подошел к нему:
—Я все сделал, господин. Но моих сил хватит только на один переход…
—Я знаю. Обратно нам не придется возвращаться таким путем, Раннаро. По крайней мере, сейчас нам нечего делать в столице – Лирданарван постарается убрать неугодных ему еще до того, как его закроют в храме для молитвы. Может быть, я тоже вхожу в его красный список. Потом, когда он выйдет из храма, причем вероятнее всего для того, чтобы короноваться, наша смерть ему будет уже не нужна, даже наоборот, опасна.
Значит, у нас есть три недели, чтобы сделать всю работу. Дальше остается только ждать, пока сработают другие.
Даннавиру поднял тяжелую сумку, шагнул внутрь сигнатуры:
—Ступайте только туда, куда становился я. Иначе рисунок будет нарушен, а я не маг и не смогу выправить сразу…
Оровандаттон послушно последовал за бароном. Тот взял стоящую у зеркала чашу, выпил все, что в ней там дымилось, поморщился. Схватил герцога за руку и рванулся сквозь зеркало.
Что-то треснуло, где-то зазвенело…
Темнота.
Запах можжевельника.
Оровандаттон сел, поморгал. Постепенно зрение вернулось и цветные круги, плававшие по темной мути, исчезли.
Пещера. Заросли можжевельника на выходе – их хорошо видно изнутри, ведь пещера неглубока. Рядом лежит Даннавиру – совершенно бесчувственный и беспомощный. Валяются осколки зеркала – близнеца того, что стояло в его доме.
Герцог покачал головой, перетащил молодого барона на приготовленную заранее подстилку из сухих лап кипариса и туи, сам сел рядом. Юноша не был магом, способным черпать силы извне. Он, как и все атэлиеры, мог полагаться только на свои собственные возможности, а они были невелики. Он, конечно, умел при помощи своих сил подчинять магию, но там, где маг прилагал наименьшее усилие, Даннавиру затрачивал столько, словно разбивал руками кирпичную кладку. Герцог в который раз пожалел, что юноша – не маг, а атэлиер. Тут же подумал о том, что от мага было бы мало толку там, где был полезен атэлиер, и усмехнулся. Придется подождать, пока Даннавиру не придет в себя, и только потом можно будет отправиться туда, куда он и собирался.
Орован открыл кувшин и глотнул вина. Интересно, что подумает о его исчезновении Лирданарван? Наверняка заподозрит все мыслимое и немыслимое, обыщет его дом от подвалов до чердаков. Доверенный слуга уже стер сигнатуру и прибрал осколки зеркала, а действия атэлиера никакой маг не вычислит – они не оставляют остаточной магии. Правда, хороший маг их тоже не оставляет, но у Орована не было ни времени, ни возможности найти хорошего мага, которому можно было бы доверять. Зато у него был Даннавиру, о котором никто не знает, что он – атэлиер. Верный до умопомрачения оруженосец Раннавалан Даннавиру… Герцог усмехнулся – все-таки, наверное, он не самая последняя сволочь в императорском змеючнике, раз может вызвать такие искренние чувства, такую верность… Орован снова хлебнул вина. Хотел ли он власти когда-нибудь по-настоящему? Ради самой власти? Нет. А ради чего-то другого? Пожалуй, да, хотел. Когда был намного моложе. Потом он понял, что власть – это тяжкий груз. А потом он полюбил интригу – не потому, что, интригуя, можно было многого добиться, а потому, что ему нравилась эта игра. Именно игра – тогда же Орован открыл в себе любовь к играм, требующим напряжения ума. И полюбил «битву королей», которая заставляла думать и просчитывать. Интрига была такой же захватывающей игрой, но с куда большей степенью непредсказуемого.
Сейчас герцог даже не играл – понял, что игры как игры кончились. Теперь ставки стали слишком высоки. Лирдар хотел власти ради самой власти, а это было плохо. Такие неминуемо погубят страну – это Орован знал, так как неплохо изучил историю империи и своей семейки. Праддатторил мог стать неплохим императором – и не потому, что прислушивался бы к мнению старшего брата, а потому, что был спокоен нравом, справедлив и добр в меру разумного. Вот только не слишком остер умом, ну, это небольшая беда – были бы достойные помощники. А Орован уже давно присматривался к подходящим людям. Нынешний канцлер, Эргесиовал, был одним из них. Орован не посвятил его в свои планы, по крайней мере, во все. Но Эргесиовал знал, что должен беречься и не попадать в руки Лирдара. Оставалось теперь надеяться, что Лирдара запрут в храме Краэса для поста и молитвы перед коронацией прежде, чем он успеет хоть что-то предпринять. Верладанта… она прекрасно понимает, что Лирданарван может убрать ее, поэтому побережется. Эпелиоранта в провинции, а ее детей уберегут родичи со стороны их отца. До остальных Оровану не было дела, да им и не грозило ничего.
Прошел час, прежде чем Даннавиру очнулся. Первыми его словами было:
—Получилось!
Орован протянул ему кувшин:
—Выпей, и пора идти. Время не терпит.
Юноша послушно отпил вина, потер виски. Потом встал, раскрыл сумку и извлек из нее два коричневато-серых истрепанных балахона, невзрачную одежду и разбитые сапоги. В углу пещерки отыскались два можжевеловых посоха.
—Теперь мы притворимся паломниками, Орован. Надеюсь, у нас получится.
Герцог быстро скинул свои праздничные одежды, переоделся, зашнуровал сапоги, подпоясал балахон веревкой, снял с пальцев перстни и браслеты с запястий, ссыпал украшения в мешочек. Даннавиру потратил на переодевание меньше времени – он уже был готов, оставалось только набросить балахон. Наряд герцога свернули, завязали в плотную холстину и спрятали в ту же сумку на самое дно. Туда же отправился полупустой кувшин с вином. Мешочек с драгоценностями и кошелек герцог спрятал под одеждой, на пояс привесил короткий меч – многие паломники носили оружие для защиты от разбойников и прочих нехороших людей. Последний штрих – вымазать лица и руки соком ореховой кожуры, чтобы они потемнели и казались загоревшими и грязными.
Можно было идти. Даннавиру прибрал в пещерке, спрятал осколки под камень, взял посох и вышел на склон горы. Герцог последовал за ним.
Перед ними вставали горы Налай, невысокие останцы, на плоских вершинах которых виднелись развалины древних городов-крепостей. по долине между гор вилась дорога на Лотариваду. Через день пути их должны встретить в условленном месте и провести через портал.
А в столице Эргесиовал, как Орован и надеялся, в первую очередь позаботился о том, чтобы все совершеннолетние законнорожденные принцы и принцессы были закрыты в храмах для поста и молитвы на требуемый законом и традицией срок. После этого вызвал начальника Департамента Магии и велел тщательно обследовать тело убийцы вместе с врачом и некромантом от Розыскной Палаты.
Едва ушел от него начальник магов, как слуга доложил, что герцогиня Даларанта Вэрш просит аудиенции.
Незаконнорожденная принцесса вошла неторопливо и с достоинством – как и всегда. Как будто не ее отца убили пару часов назад. Тонкая, высокая, вся в черном, она лишь склонила голову в приветствии, села. Канцлер смотрел в ее непроницаемые глаза и не знал, что ожидать от нее. Даларанта без всяких околичностей сказала:
—Императора убил Лирдар. Я уверена, это его рук дело.
Канцлер прошептал:
—Я тоже так считаю, — и громче — Пока нет доказательств, мы не можем ничего сделать.
Даларанта подалась вперед:
—Завещания нет – я это знаю точно. По закону наследует Праддаторил.
—Но его нет. Он пропал и до сих пор…
—Но мертвым он еще не объявлен. Ты меня понимаешь?
Эргесинвал понимал, потому сказал очень тихо:
—Я понимаю, но ничего обещать не могу. Как только коронуют Лирдара, мое место займет какой-нибудь Рионнар из его сторонников. Хоть Праддаторил тоже Рионнар, но ведь вы же сами знаете, как родня к нему относится… Его, по сути, поддерживает только Оровандаттон.
Даларанта кивнула и встала:
—Я знаю. Но у тебя есть еще три недели. Мало ли что за это время случится.
—Я постараюсь, чтобы законного наследника не обошли, но…
—Надеюсь, - сухо сказала герцогиня Вэрш и вышла. Канцлер тяжко вздохнул, выпил воды и потер виски. Легко сказать! Но сделать надо, как бы ни было тяжко.
Тут вбежал секретарь с перепуганным лицом:
—Господин канцлер! Тело исчезло! Тело убийцы пропало из мертвецкой!
Канцлер подскочил:
—Как?! Немедленно расследовать и доложить мне! Всех, кто причастен, кто хоть что-нибудь мог видеть – без разговоров хватать и помещать в карцеры, пока их не допросят лично я и герцог Рионнар! А, нет, герцог молится, и не велел тревожить, позовите его заместителя, старшего следователя Розыскной Палаты!
Теперь он уже не сомневался, что смерть императора подстроена Лирданарваном.
Даларанта приехала в свой дом на Площади Снопов, недалеко от Северных ворот, уже вечером. Дом принадлежал семье Вэрш, был мрачен и пуст, за исключением нескольких комнат. Герцогиня вошла в залу, прошла через нее и оказалась в малой гостиной. Там на полу, на рогожной подстилке лежал… убийца императора — ничком, весь залитый кровью, рядом на коленях стоял кто-то в одежде служителя Краэса и извлекал из спины трупа арбалетные стрелы.
—И что это значит?
—Сестра, присядь, это долгое занятие, и разговор тоже не короткий, — «служитель» поднял голову, слабо усмехнулся.
Даларанта села в кресло напротив него:
—Реларо, два вопроса: как тебе это удалось, и зачем тебе мертвец?
Релакаран осторожно вынул стрелу, промокнул тряпицей рану:
—Хочу поговорить.
—Все некроманты — в ведении Розыскной Палаты, если ты забыл. Ты вроде в последнее время тесно общался с Оровандаттоном, попроси его придать тебе некроманта.
—Мне не нужен некромант, — Релакаран усмехнулся, взялся за последнюю стрелу:
—Сестра, это не труп. К счастью, ни одна стрела не задела сердца. Он потерял много крови, но он не умер, и, надеюсь, не умрет.
—Сейчас он мало похож на живого, — Даларанта все-таки встала и подошла к нему, взяла со стола поднос с инструментами – помогать. — Как ты его выкрал? Как узнал, что он не мертв?
—Выкрасть было сложно, конечно. К счастью, в мертвецкую пришли любовница того громилы, которого наш герой так красиво убил, и жена и дочь Длинной Смерти.
—У него была семья? — Даларанта удивленно подняла бровь.
—Как выяснилось, да. Только эоверец может зарабатывать на жизнь себе и своей семье таким способом – остальные не настолько сумасшедшие. Пока они причитали над телами, я под видом служителя Краэса прошел туда, спокойно взял тело и вышел – сказал охране, что несу его в храм для осмотра магами. Эти болваны, как я и рассчитывал, еще не отошли от дневных событий, и даже не спросили у меня никаких бумаг, я уж не говорю о том, что они даже не задумались, почему я один и тащу труп в руках. А потом я просто заморочил им головы напоследок. Отвести глаза прохожим на улице, пока я грузил этого парня в карету – вот что было гораздо сложнее, но я справился, — Релакаран бросил в таз окровавленную стрелу, принялся зашивать раны. После этого вытер руки и положил их на голову эльфа.
Даларанта смотрела с неприкрытым интересом: она знала, что брат умеет исцелять, но никогда не видела воочию, как он это делает.
Релакаран побледнел, убрал руки. Сестра подала ему большую чашу с водой, он вымыл руки, взял одеяло и накрыл эльфа. Сел в кресло и принял от нее бокал вина. Сказал тихо:
—Когда он зарубил императора, я понял всё. И послал ему айтмерет с приказом «уйти». Это то, что эльфы называют an morae (ан мораэ), малая смерть. Состояние, в которое может погрузить себя раненый или пленный – оно похоже на смерть, с той только разницей, что можно вернуться – или через некоторое время самому, или с помощью кого-то другого.
Даларанта пристально смотрела на брата:
—Зачем тебе это? И что – «всё»?
Релакаран поставил на стол бокал:
—Всё – это то, чего я не мог понять в последний месяц… Далари, всё не так просто, как может показаться. Могу сказать только, что убийство было подстроено, а насчёт остального я должен молчать. Просто обязан, пока не увижусь и не поговорю кое с кем. Верь мне, Даларис.
Принцесса склонила голову:
—Я верю. Но в таком случае нам нельзя здесь оставаться.
—Да, конечно. Мы уедем сейчас же.
Спустя сорок минут завернутого в плотное одеяло и ковер эльфа спрятали в багажном ящике дорожного дормеза Даларанты. Сама герцогиня и Релакаран, уже сменивший костюм, сели в карету. Выехать им удалось без труда – карету с гербом Вэрш пропустили без вопросов и досмотров.
Стемнело совсем уже, когда Даларанта спросила:
—И все же, зачем тебе этот эльф?
Она не видела в темноте ничего, но знала, что Релакаран не спит. Колеса кареты постукивали по мостовой дороги на Хиндел Асбан. Утром они будут там.
Релакаран шевельнулся – повернулся к ней на своей скамье-полке, в темноте слабо засияли его глаза.
—Как тебе известно, Ловцы графа Агрион, и Лирданарван тоже, полагали, что он – эльфийский вождь. Возможно, это так. В любом случае, это не простой воин, слишком легко он разделал Длинную Смерть и Тайлирикана, опередил лучших телохранителей и убил императора. Я хочу, чтобы он выжил…
Даларанта тоже села, подалась вперед, нащупала его руку и сжала ее:
—Реларо, я… все понимаю, тебе не за что любить тех, кто преследует народ твоей матери. Но Фервандаттон все-таки твой отец… и мой.
Полуэльф ответил ей на пожатие, накрыл ее ладонь своей:
—Я ни на миг не забывал об этом. Да. Отец меня любил. И мою мать любил, я знаю это. И он был мой отец… я слишком эльф, чтобы не признавать силы родственных связей. Я не смог бы отречься от своего родства, Далари, это тяготит меня всякий раз, когда я вижу Лирдара, ты сама знаешь. Но этот эльф убил императора потому, что защищал честь своей дочери… И потому, что его заставили это сделать. Я уверен в этом – не знаю только, как смогли это сделать с ним. Но это уже неважно. Далари, я хочу, чтобы тот, кто совершил это, тот, кто виновен в смерти отца, за это ответил тоже.
Релакаран замолчал. Даларанта понимала его смятение – он казался внешне стальным и непробиваемым, но сердце его было живым. Но голос совести не мог молчать:
—Но он же убил отца! Как ты можешь желать ему выжить, если…
—Даларис, ты хорошо разбираешься в вопросах веры, в обрядах и в теологии. Скажи мне, когда на закате самого короткого дня приносят телёнка или ягнёнка в жертву Краэсу, кто убивает его – ритуальный нож или всё же священник, которому запрещено проливать кровь? И в чём смысл суда над ножом после этого обряда?
У герцогини перехватило дыхание – она уже поняла, но всё же ответила:
—Смысл в очищении от греха. Нож потом перековывают в новый, он становится чистым и снова годится для обряда, но священника перековать нельзя, поэтому судят нож за то, что делает священник. Значит, ты думаешь, что этот эльф – чье-то орудие и не больше того?
—Как я тебе уже сказал – его заставили это сделать, причем заставили даже не угрозой, а просто превратили его в орудие убийства. Заложили в разум такой приказ. Ты слышала о сегрен-шат?
Герцогиня кивнула. Релакаран продолжил:
—Я подозреваю, что к нему это применяли. Я скажу точно, когда он придет в себя, и я смогу с ним поговорить и заглянуть в его память. Понимаешь теперь, зачем мне спасать этого эльфа? Он – единственный имеющийся у нас ключ к этому заговору (а в том, что это заговор, я не сомневаюсь), и если он выживет, мы сможем прижать того, кто это сделал.
—Лирданарвана? Больше ведь никто…
—Узнаем, — коротко ответил Релакаран и лег на скамью. — Я всё узнаю.
Рассвет выплеснулся на гладь озера, карета уже катила по узкому перешейку Хиндел Асбан. Замок вставал впереди.
В замке первым делом Даларанта велела перенести багаж к себе, затем приготовить баню и покои для себя и для брата. И подать завтрак, разумеется.
В одной из комнат слуги положили ковровый сверток, ушли, затем вернулись с одеждой и постелью – это были верные люди, их семьи поколениями служили Вэрш, и Даларанта знала, что никто из них не предаст. Знал это и Релакаран, которого здесь любили, и если бы любому слуге кто-нибудь сказал, что брат герцогини – презренный этинда, он бы равному дал в морду, а перед высшим изобразил бы глухого, немого и слабоумного.
Старый слуга устроил мягкую постель, двое других осторожно развернули ковер, сняли пропитавшееся кровью одеяло. Релакаран с помощью лекаря Даларанты обмыл раны эльфа, перевязал его. Потом эльфа раздели совсем, и, обернув простыней, пропитанной целебным отваром, положили на постель. Релакаран подошел к лежащему, склонился над ним. Прикоснулся ко лбу.
«Проснись»
Эльф вздрогнул, вздохнул. Релакаран приподнял его, тот задышал чаще, но всё еще медленно и слабо. Релакаран пощупал пульс, удовлетворенно кивнул и сказал:
—Жив.
Лекарь восхищенно смотрел на Релакарана:
—Вы творите чудеса, винэр Релакаран.
—Нет, не чудеса, Паррин, всего лишь то, что все зовут эльфийской магией. Этот эльф не должен умереть, и мы ему не дадим это сделать.
Подошла Даларанта, положила руку на плечо Паррина:
—Он нужен Вэрш. Нам. Никто не должен знать, что у нас здесь больной эльф, кроме вас троих.
—Да, винэрис, — поклонились все трое. Им она доверяла, и не без оснований.
Слуги вышли.
Даларанта взглянула на неподвижное тело на постели, на Релакарана и лекаря, вздохнула и вышла.
Релакаран тоже покинул больного, как только убедился, что тот спит и пульс у него ровный.
в столовой уже накрыли. Релакаран сел напротив сестры, взял приборы и принялся за еду.
—Для тебя нехарактерен такой аппетит, — заметила Даларанта.
—Лечение эльфийским способом забирает много сил, — полуэльф отпил вина и добавил:
—И потом, я сегодня… то есть уже вчера, только завтракал.
—Что ты будешь делать дальше?
—Утром твой маг сделает мне портал до Лотаривады. Я хочу к вечеру быть дома.
—Подождал бы, пока приедет Келло.
—Увы, у меня есть некое срочное дело. Встреча, которую я не могу отменить.
И полуэльф замолчал, отдавая должное изысканным блюдам.
Даларанта поверх бокала задумчиво смотрела на единокровного брата. Никогда, никому в жизни она не призналась бы в том, что любит его не по-сестрински, а по-женски. Но это было так. Никогда не знавшая огня любви принцесса в зрелом возрасте вдруг ощутила влечение к своему же брату – пусть единокровному, но ведь брату же! Пусть и не действуют для императорского рода ограничения на брак с кровными родственниками, однако Даларанта все равно пришла в ужас, когда поняла, что на самом деле с ней происходит. Она смотрела в зеркало и не находила там признаков надвигающейся старости, но ее это не утешало. Все равно ведь ей шестьдесят три, и время неумолимо – она рано или поздно постареет, скорее поздно, как отец, но это все равно случится, а Реларо останется таким же молодым и прекрасным и в сто, и в сто пятьдесят, и в двести лет (предел, которого достигали когда-либо члены императорского рода). Она знала, что в северных королевствах женщины ее возраста не считаются старыми, и не выглядят даже зрелыми – но там вообще люди доживают до полутора сотен, а то и до двухсот, и стареть начинают ближе к концу жизненного пути – сказывается эльфийская кровь, которая там течет в каждом. В ком-то больше, в ком-то меньше ее, но все жители северных земель имеют эльфийских предков. А глупые лотар с самого начала сторонились эльфов и брезгали родством с ними. Лотар и келтар – родственные народы, одного корня, но их пути разошлись давно, и хотя в Империи официально считалось, что лотар пошли истинным путем, а келтар заблудились во тьме и перестали быть единым народом, Даларанта была уверена, что именно келтар поступили правильно и нашли верный путь.
И что с того, что она – дочь императора? Да, божественность крови дает ей долгую молодость и жизнь, но что, если незаконность рождения уменьшает святость и тем самым жизнь?
Принцесса рассмеялась глупой мысли. Нет, беда не в этом. Беда в том, что она любит кровного брата, а в священных свитках Этри Ллет ясно сказано – кровные браки до четвертого колена запрещены, прибегать же к праву императорского рода она считала ханжеством. Пусть лучше останется так, как есть. В конце концов, для нее всегда будет готово место высшей служительницы Ялатари во владениях Вэрш. Пожалуй, скоро она займет его.
Даларанта скрывала от брата свою любовь, но не была уверена, что он не знает – он слишком проницателен. Но даже если и знает, то молчит – и пусть. Пусть – пока слова не сказаны, можно делать вид, что все как обычно.
Утром Релакаран через портал отправился прямо к себе в замок.
А после полудня того же дня герцога Оровандаттона и барона Даннавиру наконец встретили те, кто ждал их на этом месте последний месяц.
Место было укромным, можно спрятать целый полк, не то что небольшой отряд – ущелье изобиловало пещерами, вымытыми бурной рекой в известняке за многие столетия. Сюда и свернули с торной дороги два паломника. Если кто и заметил, не удивился – мало ли почему два человека сворачивают в ущелье. Устали, отдохнуть хотят.
Полчаса пути вдоль русла обмелевшей к лету речки, и они вышли на небольшую поляну.
—Это то самое место? — спросил Даннавиру, откинув капюшон и оглядываясь.
—Да. Сядем на камни и будем ждать, — герцог тоже откинул капюшон, и сел на торчащие посреди поляны камни. Барон последовал его примеру.
—Мой господин, вы говорили о ком-то, кто способен видеть будущее лучше меня. И о том, что можете скоро познакомить меня с ним. Вы, случайно, не имели в виду… графа Хайрэн?
—С чего ты взял? — улыбнулся Орован.
—Когда вы говорили с принцем, и разговор зашел о нём, вы насторожились и постарались тут же успокоиться, однако вы подумали о нём очень отчетливо. А про него говорят, что он владеет эльфийской магией, вот я и решил.
—Ты догадлив. Да, я имел в виду его. Это он предупредил меня, что в ближайшее время может случиться что-то такое… вроде того, что случилось.
—Как? И вы не сказали его величеству? — удивился барон. Герцог покачал головой:
—Отец знал – Релакаран сам ему всё рассказал. Но это ведь было только возможностью, вероятностью. Граф не видел ни даты, ни способа убийства. Больше того, через месяц опасное время миновало б, и отец мог бы жить спокойно почти год.
—Значит, граф Хайрэн видит ветки событий, а не просто будущее? — восхитился Даннавиру. — Представьте меня ему, прошу! Мне как атэлиеру было бы очень интересно с ним познакомиться…
—И тебя не смутит то, что он – полуэтинда? — хитро прищурился герцог.
—Вас же не смущает.
Оровандаттон только усмехнулся.
«Не смущает… сейчас».
Раньше он почти не общался с единокровным братом. Уважал за твердость характера, за скромность и мудрость, но не был близок. Все изменилось полгода назад, когда события стали поворачиваться так, что герцогу пришлось в поисках союзника обратиться к полуэтинда. Сначала он предполагал поговорить с кем-нибудь из верхушки Вэрш – с Келлованданом или с Даларантой, но вовремя спохватился. Эти двое (да и многие другие из этого рода) очень не любили Рионнаров – ведь именно герцогиню Рионнар, а не Вэрш, выбрал император когда-то в жены, хотя обе были его фаворитками.
Поэтому Оровандаттон решил обратиться к Релакарану, как к посреднику в переговорах с Вэрш.
Примечания:
Атта-маллора – младший брат. Обращение в империи используется в знатных семьях между кровными родственниками. Соответственно, старший брат – атта-магора
Винэр- обращение к знатному. Используется исключительно в случае, когда низший (слуга) обращается к вельможе. Винэрис – женская форма
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
Убить Императора
Каждую весну, в те самые дни, когда эльфы, а с ними и презренные северяне отмечают Аловину-Буйноцвет, в Киннелдоре молятся другим богам, но так случилось, что торжества в честь Солнечной Ялатари совпадают с древним эльфийским праздником. В Империи царит Этри Ллет, это – официальная религия государства, вера в Священную Триаду. Религия эта пришла с Северо-Востока очень давно – с Великим переселением лотари.
А с возникновением лотарийской империи Киннелдор-Атэпалларима эта вера стала общегосударственной.
Указом прадеда нынешнего императора, Рандарилвана, запрещались все ответвления и искажения, и единственно верной признавалась та ветвь Этри Ллет, в которой вершиной божественного треугольника становилась богиня Солнца Ялатари. Интарха, богиня Луны, стала Дочерью Солнца, чьими потомками считался императорский род, а Краэс, бог Ночи и смерти – темной стороной Солнца. Те из служителей Этри Ллет (а их было большинство), кто не пожелал принять одобренную версию, были казнены и объявлены еретиками. Новые клирики, поставленные на места уничтоженных или изгнанных, вознесенные на верх из низших рангов, провозгласили императора наместником Ялатари и волю его приравняли к божественной.
Весенний праздник всегда устраивался в честь императора и его семьи. Это были торжественные шествия, карнавалы и нехитрые увеселения для народа – гулянья, пляски и песни, ярмарки, выступления циркачей и актеров, а также, разумеется, на закуску – показательная казнь какого-нибудь еретика или государственного преступника.
Но в список увеселений первого дня празднеств входило еще одно, что преподносилось лишь немногим избранным, знати и тем счастливчикам, кто сумел добыть приглашение.
Это были кровавые представления на Арене, которая являла собой огромное сооружение, вырезанное в склоне холма, напоминающее северо-западные общественные театры: ряды сидений, спускающихся по склонам огромной чаши с ареной вместо донышка, где и проводились кровавые бои. Внизу, возвышаясь над краем арены на высоту человеческого роста, располагались ложи императора, его семьи и высшей знати.
Обычно на арене бились профессиональные бойцы-пинотаоны, чьи выступления стоили очень дорого. Но иногда – хотя бы один раз за вечер – на арену выходили воины-смертники. Рабы. Пленники. Они сражались друг с другом, пока кто-то из них не умирал. Бывало, что победитель получал свободу. Если выживал.
На этот раз таких поединков в распорядке стояло несколько.
Оровандаттон, герцог Рионнар, почти не смотрел на поединки, погруженный в собственные размышления. Но его сосед, молодой барон Ранвалан Даннавиру, растормошил герцога:
—Орован, посоветуйте, на кого мне лучше поставить? На бойца лорда Паллави, или на императорского раба?
—Не знаю, друг. Ты в прошлый раз последовал моему совету и потерял изрядную сумму.
—Кто не рискует, тот не пьет игристого! — весело сказал Даннавиру. Нагнулся к уху герцога:
—Смотрите, к нам идет принц Лирданарван!
И верно, в ложу направлялся младший брат герцога. Как всегда, разодет он был в яркие и дорогие одежды, при этом удивительным образом удерживаясь на грани безупречности и безвкусицы. Когда недавно объявленный наследным (по причине исчезновения без вести старшего) принц вошел в ложу, барон низко поклонился, герцог лишь кивнул – как старший член императорской семьи, хоть и незаконнорожденный, он мог обходиться без особых церемоний с младшими. Лирданарван ответил таким же кивком и непринужденно уселся на одно из кресел. Оровандаттон сел на второе, барону же пришлось стоять у стены.
—Чему обязан? – вежливо и холодно спросил герцог.
—Мы давно не виделись, брат, — ответил принц. Посмотрел на арену, где известный наемный боец-пинотаон по прозванью Волкобой отбивался от трех волков. — Как ты думаешь, какой пинотаон победит сегодня в финальных поединках?
—Трудно сказать, я не вижу между всеми ними особой разницы.
Лирданарван приподнял бровь:
—Наш Герцог Всезнайка не разбирается в пинотаонах?
—Все знать никто не может, а между теми, что выходили сегодня и по распорядку должны выйти еще, я не вижу разницы. Они все примерно равны.
—Я имел в виду финальный поединок одного бойца, который победит трех воинов подряд – победителей сегодняшней Арены. А в конце против него выступит сразу тройка умелых пинотаонов. После Волкобоя мы увидим это зрелище. Воин будет без доспеха. Если он победит и выйдет с Арены живым – что же, ему обещана свобода. А если погибнет – значит, боги не снизошли к нему.
Оровандаттон пожал плечами:
—Простому пинотаону такое не под силу
—А что ты скажешь насчет этинда? Меня всегда интересовало, насколько этинда в бою лучше тренированного пинотаона-человека – хочу проверить, не врут ли все эти россказни о них.
—Да где ж ты возьмешь подходящего эльфа? — герцог Рионнар одновременно и удивился и насторожился. За своим младшим братцем он знал свойство удивлять, неприятно удивлять, и всегда опасался не суметь предугадать его действия.
Вот и сейчас…
—Во время последнего рейда по северным лесам отряд Ловцов взял нескольких. В том числе хороших воинов – не без помощи магов.
—неужто эльф согласился сражаться на арене, как раб-пинотаон? Этинда не ломаются в плену. Они умирают, но не сдаются – это всем известно.
—Этому пришлось согласиться, важно ключик подобрать, - усмехнулся принц. – И его подобрали. И какой ключик! Посмотри вон туда – и он показал на ложу лорда Агриона, недавно стараниями нового наследного принца получившего графский титул. Рядом с усатым графом сидела молоденькая девушка в полупрозрачных развевающихся одеждах и с блестящим рабским ошейником на шее.
—Эльф? – на этот раз Орован удивился по-настоящему.
—Верно. Этинда, молоденькая и красивая. Это и есть тот самый ключик. Агрион захватил в плен целую толпу этинда в лесах Карадди – они бежали в сторону каледвенской границы. Девчонку они берегли как сокровище какое-то – за нее сложили головы четыре этинда, дравшихся, как демоны. Они убили двадцать человек, прежде чем идиоты-арбалетчики их пристрелили, вместо того, чтобы взять их живьем. Маги при допросе остальных пленников выяснили, что она – дочь их вождя. А их вождя тот же отряд взял двумя днями раньше – и то магией, одной силой не получалось... За жизнь и свободу дочери он и будет сражаться на арене.
—Значит, лично ему не обещано ничего? — герцог покрутил в руке пустой бокал. Принц с усмешкой глянул на старшего брата:
—Не обещано. Опять же, мне интересно, способны ли этинда пожертвовать собой ради близкого существа?
—Решится ли кошка броситься на трех собак, защищая своих котят? — вопросом ответил герцог, поставил бокал на столик и поморщился:
—Все, в ком течет горячая кровь, способны на это.
—Умозрительно – да. Вот только кошка – безусловно, но она бессловесная неразумная тварь, а человеку свойственны разум и здравомыслие, и здесь это правило работать не должно.
Лирдар закинул ногу на ногу.
Оровандаттон, прищурившись, смотрел на него. Братец явно к чему-то вёл все эти речи. Вот только к чему?
—Так ты хочешь сказать, что этинда таковы же, как и люди? — он сделал знак барону, и тот подал бокалы с вином герцогу и принцу. Наследник посмотрел вино на свет и отпил, незаметно прикоснувшись к бокалу перстнем с заговоренным специально для него аметистом – нет ли яда.
—Нет. Я хочу сказать не это. Нельзя отрицать, что они разумны, как и мы, но чувства у них – это скорее чувства животных, чем людей.
—Я бы не сказал, - Орован тоже отпил вина, чуть задержал во рту. Разговор становился неприятным, но непонятно было, к чему клонит Лирдар.
—Ты думаешь, они подобны нам и в сфере чувств? — рассмеялся наследник. — Да довольно поглядеть на тот белобрысый позор нашего рода, коего зовут принцем Релакараном, графом Хайрэн. Ты видел хоть какие-нибудь чувства на его лице?
—Нет, но это ни о чем не говорит, кроме как о том, что он умеет владеть собой лучше многих, — а вот тут герцог насторожился. Неужели Лирдар что-то знает, чего бы ему знать не следовало?
Но тут Даннавиру легонько и быстро коснулся его руки и едва заметно покачал головой. Орован сделал вид, будто заинтересовался происходящим на арене, и смотрел туда некоторое время, чтобы не выдать своего волнения.
—Я думаю, любезный брат, что этинда ничем особо от нас не отличаются, разве что внешностью.
—И долголетием, - добавил Лирданарван. — А для человека это уже обидно, не находишь?
—Наш божественный род это не должно особенно задевать, — широко улыбнулся герцог. — Мы живем дольше обычных людей. А до черни мне дела нет.
Что касается этинда, то, хоть они и живут в лесу, в этих своих гнездах на деревьях, однако нельзя считать, что они - животные. Они разумны и рассудительны, как люди. Есть немало тому примеров.
—Верно, — кивнул Лирдар, сбил с рукава неосторожно залетевшую в ложу букашку и придавил ее подошвой расшитой золотом туфли. — Но должен заметить, что мой этинда согласился пожертвовать собой ради своей дочери. Свойственно ли это человеку – отдать жизнь свою за чужую, что бы там ни говорили храмовые мудрецы? Сомневаюсь.
—А я нет, — покачал головой герцог. — По долгу службы, а ты знаешь, что отец доверил мне Розыскную Палату, я сталкиваюсь иногда с интереснейшими делами. Так, совсем недавно два преуспевающих горожанина утонули в реке, спасая маленькую нищенку, упавшую с моста.
—Это простонародье, оно верит всему, что им рассказывают священники. А наша судьба, судьба правителей – быть пастухами при овечьем стаде, так пристало ли нам жертвовать собой? А ведь этот этинда –вождь своего народа. Не разумно ли было бы сохранить себе жизнь, как более полезному члену общества? Но он решил иначе. Впрочем, его извиняет то, что у него есть шанс спасти дочь и самому остаться в живых.
Герцог снова отпил большой глоток, стремясь смыть терпким вином мерзкий привкус этого разговора.
Не получилось.
—Так ты думаешь, он сумеет победить?
—Они выносливы, а этот к тому же хороший боец.
—Не думаю, что зрелище будет интересным, ведь этинда устанет и вряд ли покажет себя хорошо в финале.
—А, вот ты о чем. Не думаю. Он уложил стольких солдат, сражаясь за свою свободу, так почему бы ему теперь не повторить подвиг, на сей раз не ради своей свободы, а ради свободы и жизни дочери?
—А-а… ну, что же, посмотрим, посмотрим… О! А куда это потащили этиндовскую девчонку? — герцог Рионнар указал на Агриона, бесцеремонно взявшего девушку за руку и вышедшего с ней из ложи. Их перемещения не укрылись от глаз других аристократов (и не только), наблюдавших за прекрасной пленницей.
—Агрион на вчерашней вечеринке высказывал желание подарить её императору, — безразлично махнул рукой Лирдар. — Ты же знаешь, отец до сих пор любит свеженькое и остренькое, я бы даже сказал – остроухонькое, — тут наследный принц совершенно неприлично гоготнул, и моментально стал серьезным и мрачным. — Вот только не хватало нам ещё одного этиндовского отродья – и так той мерзости, что прижилась под крылышком Вэрш и пользуется почестями и благами как член императорского рода, больше, чем нужно. Не понимаю, с какой радости отец не велел утопить этого ублюдка, как только тот родился…
—Божественная кровь нашего рода священна, — с каменным лицом промолвил Орован. — Ты сам это прекрасно знаешь.
—Знаю, но все равно неприятно. Впрочем, это всем нам неприятно. А теперь откланяюсь, с твоего позволения, — Лирдар поставил пустой бокал на столик и, поклонившись, покинул ложу. Даннавиру, проводив его взглядом, молча посмотрел на Оровандаттона. Тот потер виски, устало сказал:
—Поставь на эльфа. Если хочешь. Сдается мне, все это не просто так.
Барон кивнул, осторожно взял бокал за ножку и стал рассматривать его, поворачивая на свету:
—Любопытно, мой господин. Вы правы, несомненно… давеча вы говорили, что новоиспеченный наследник что-то замышляет. Так и есть, но что именно, я, увы, не вижу пока. Он явно возбужден – настолько ясно отпечатались на хрустале его чувства! Здесь… жажда крови, да, ещё ненависть и радостное предвкушение...
—Разбей.
—Но это же драгоценный хрусталь! Палларийский! Если мне не изменяет память, вы отдали за него две сотни полновесных золотых дэтрес, — возразил юноша.
—Его брал в руки Лирдар, и я не хочу, чтобы эта вещь впредь находилась рядом со мной, да еще и воняла его низкой подлой душонкой.
Даннавиру, вздохнув, грохнул бокал об пол. Тут же вбежал слуга и подмел осколки. Когда служитель с совком и веником вышел, герцог спросил:
—Тяжело это?
—Что, мой господин? — поднял голову юноша.
—Быть атэлиером? Видеть, слышать чужие мысли, ощущать чувства, желания?
Молодой барон ответил не сразу. То, что он – атэлиер, не знал никто, кроме него самого и герцога, который в свое время вытащил юношу из большой беды и на время спрятал в отдаленном монастыре, а теперь вот определил к себе на службу…
—Да как сказать, ваше высочество. Люди ведь все разные. Кого-то чувствовать плохо и противно, кого-то просто больно, а кого-то приятно… разрешите быть честным?
—Что за вопрос, Райно.
—Только что я словно искупался в выгребной яме. Простите, ваше высочество…
—Ничего, я знаю истинную цену моему братцу… и словам его тоже, — герцог пожал юноше руку. — Скоро, так или иначе, наступит развязка, и тогда мне будет нужна твоя помощь как никогда прежде. Даже то, что ты ощущал сейчас, может нам пригодиться. А пока выпей вина и закажи сдобных булок и каледвенского сыра, чтобы подкрепиться. Может быть, тебе еще придется поработать сегодня…
Юноша кивнул, позвонил в колокольчик и тихо сказал:
—Как жаль, мой господин, что я почти не вижу будущего…
—Зато есть кое-кто другой, кто умеет это делать, и я думаю, что скоро познакомлю тебя с ним, — улыбнулся Орован, главным образом не столько для того, чтобы развеселить Райно, сколько подбодрить себя.
Смутное беспокойство не покидало герцога. Как хорошо, что он вовремя спрятал Прадда! И как хорошо, что все считают настоящего наследника погибшим, хотя император всего лишь объявил его пропавшим без вести – ведь тело не найдено, а пока не получены весомые доказательства смерти, принц не может считаться мертвым. Орован усмехнулся, вспомнив, как именно он это исчезновение обстряпал: удалось подставить нескольких верных людей Лирдара. Что уже само по себе приятно.
Слуга принес новые бутылки, бокалы и закуски. Герцог приказал ему тихонько привести троих телохранителей и быть начеку. Это был старый доверенный слуга, и Орован мог быть уверен, что тот сделает все, что нужно, не задавая лишних вопросов.
Волкобой наконец прирезал волков и под жидкие аплодисменты удалился с арены. Служители быстро утащили трупы хищников, насыпали свежего песка. На арену вышел известный пинотаон по прозвищу Длинная Смерть, прозванный так из-за излюбленного оружия, эоверского нан-эги – острого изогнутого клинка длиною в полтора локтя, насаженного на древко. Длинная Смерть был эоверцем и владел этим оружием превосходно. Он прошел двадцать боев и ни разу не получил ни одной серьезной раны.
Длинная Смерть и сам был длинным и тощим, его смоляные волосы, заплетенные в косу на затылке, украшали три серебряные ленты с подвешенными к концам знаками отличия – награды за предыдущие победы. Доспехов он не признавал никаких, кроме легкого кожаного нагрудника и наручей, и сейчас надел только их.
Этот человек мог оправдать свое прозвище еще и в переносном смысле: всем было известно, что свободные пинотаоны – это любители острых ощущений, риска и смертельной опасности, или же те, кто ищет красочной и впечатляющей смерти, при этом играя с судьбой – не сегодня, так завтра, не завтра, так через год.
С противоположной стороны вывели пленника. Глашатай объявил, что благородных зрителей ожидает доселе невиданное зрелище: на арене с пинотаоном по прозвищу Длинная Смерть будет сражаться эльфийский пленник, коему в случае победы на сегодняшней Арене будет дарована свобода. По рядам прокатился шум удивления и возбужденного интереса.
С пленника сняли цепи и вытолкнули на арену. Один из служителей бросил к его ногам чуть изогнутый эльфийский меч. Пленник ловко подхватил оружие, и в тот же миг за его спиной лязгнули решетчатые ворота.
Длинная Смерть с интересом разглядывал противника, слегка опершись на свой нан-эги, воткнутый древком в песок арены.
Зрители также рассматривали эльфа, затаив дыхание – на несколько мгновений повисла тишина.
Оровандаттону было видно лучше многих. Эльф, черноволосый, высокий, такого же роста, как и пинотаон, был одет только в короткие кожаные штаны, подвязанные чуть ниже колен, и опоясан широким кушаком. Никакого оружия, кроме меча, и никаких доспехов. С виду – обычный эльф, поджарый и жилистый, идеально сложенный.
Длинная Смерть пошел в атаку очень неожиданно. Казалось, просто перетек из спокойной, расслабленной позы в удар, нан-эги, только что торчавший острием вверх, сверкнул серебристой молнией у самых ног эльфа. Но там, куда воткнулось острие нан-эги, эльфа уже не было, он с неимоверной скоростью, прыжком и сальто ушел оттуда и оказался слева от пинотаона. Нан-эги описал полукруг, прочертив его у самого незащищенного живота противника, но эльф подпрыгнул и в прыжке рубанул мечом по древку. Длинная Смерть резко крутанул нан-эги, эльф парировал, и прочнейшее, из каменного дерева, древко переломилось. В руках пинотаона осталась палка длиной в два локтя. Однако тот не растерялся и, отбив новый удар пленника этой палкой, переместился чуть в сторону, легко поднял нан-эги с остатком древка, и пошел в атаку, используя один обломок как меч, второй – как вспомогательную дубинку. От дубинки после трех ударов эльфа остался огрызок, но Длинная Смерть сумел ударить противника по правому плечу, и теперь на светлой гладкой коже расплывался синяк. Но, похоже, удар никак не повлиял на подвижность эльфа. Пинотаон огрызнулся резким выпадом и меч, целивший вроде бы в живот Длинной Смерти, вдруг очень быстро ушел в сторону и резанул ему бок и бедро.
Длинная Смерть отшатнулся, рубанул нан-эги, эльф увернулся, подпрыгнул и ударил в прыжке. Звон металла, искры. Теперь эльф стоял в двух шагах.
А в десяти саженях слева от него, за тонкой кисейной занавеской, вцепившись побелевшими пальцами в мраморный резной подоконник ложи, застыл, словно каменный, юный барон Даннавиру.
«Я не хочу убивать.
Все бессмысленно.
Зачем?
Я не боюсь смерти – так просто умереть! Только не сопротивляться…
Но…»
«Смотри, этинда, ты будешь сражаться. У тебя только два выбора: победить или умереть. Если ты откажешься сражаться, твоя дочь станет игрушкой для моей личной гвардии. У меня есть хорошие колдуны, которые не дадут ей быстро умереть, как вы это любите, так что ее ждет очень много веселья. Если же согласишься, то я дам ей свободу в случае твоей победы. Если ты проиграешь, она будет подарена императору».
Он согласился – что-то же надо было сделать! Ее не убьют просто так, и умереть не позволят: этот человек не лгал, это чувствовалось.
«Я ненавижу вас. Ненавижу ваши самодовольные морды извращенцев, млеющих от восторга при виде крови, упивающихся болью, ценящих красоту смерти – не своей».
Даннавиру всхлипнул и сполз на пол. Герцог подхватил его, усадил в кресло – больше ничем не мог помочь ему.
Прыжок, удар, лязганье стали, снова удар.
Алый всплеск.
«Я ненавижу вас!»
Длинная Смерть пошатнулся, с каким-то странным, почти детским удивлением глядя на собственную кровь, хлынувшую из рассеченного живота… это было последним, что он видел и чувствовал.
Герцог вздохнул. Эльф определенно протянет долго. И выйдет в финал.
Подозвал слугу:
—Ну что, каковы ставки?
—На эльфа ставят, на его победу, ваше высочество. Если эльф проиграет в конце, кто-то сможет получить очень много денег.
Герцог задумался. Конечно, Лирданарван – еще тот любитель тратить денежки, но чтобы он их добывал вот так, жульничая на ставках? Он отпустил слугу, повернулся к барону, почти пришедшему в себя:
—Даннавиру, а эльф… проиграет?
Барон покачал головой, поморщился, сжал виски:
—Я… не знаю. И да, и нет. Я получил выигрыш, но чувствую, что если буду продолжать ставить на эльфа, то проиграю. Но… какая разница, я могу ведь и не дожить до конца этого… представления. Я чувствую этого эльфа, как себя… Им движет ненависть и боль…
—Я вызову тебе носилки и тебя отнесут домой.
—Не надо, мой господин, — Даннавиру закрыл глаза. — Мне кажется, я должен остаться здесь. Это важно… очень. Важно.
Герцог протянул ему бокал:
—Выпей, может быть, станет легче.
Юноша кивнул, морщась, взял хрусталь дрожащей рукой. Отпил большой глоток:
—Мой господин… дайте мне слово. Дайте слово, если я умру тут, вы покинете столицу, как только это кончится… чем бы оно ни кончилось. Так будет лучше и безопаснее всего для вас и для… нашего дела.
Орован нервно сжал пальцами подбородок. Предчувствия Даннавиру еще никогда не обманывали. Паренек был настоящим атэлиэром, хоть и неопытным еще. Очень хотелось спросить – почему покинуть столицу и что должно случиться, но он понимал, что в том состоянии, в каком сейчас атэлиер, внятных ответов не будет, но и так ясно, что Лирдар определенно готовит какую-нибудь пакость.
Герцог бросил взгляд на ложу Вэрш. За занавесками нельзя было разглядеть, кто там находится, но ему уже доложили, что там только Даларанта со своим гостем, каким-то священнослужителем, судя по длинной черной рясе с капюшоном и широкому алому поясу – жрецом Краэса. С чего бы Даларанте водить такие тесные знакомства со служителями смерти? Впрочем, с этой ханжи станется. Старая дева любит беседовать о духовном и заодно обстряпывать свои дела чужими руками, а черное священство для этого подходит очень хорошо.
С ложи Вэрш он перевел взгляд на императорскую. Эльфийка была уже там, сидела рядом с седым, но вполне еще свежим мужчиной в ослепительно белых одеждах – императором. Девчонка смотрела в одну точку широко распахнутыми глазами. И дрожала – Орован не столько видел, сколько чувствовал это. Даннавиру тронул его за локоть:
—Она напугана. Я слышу ее страх. Так не боятся за отцов. Так боятся за любимых…
Оровандаттон пожал плечами:
—Мы не знаем, каковы семейные отношения и привязанности у эльфов. Говорят, для них семья, клан – это святое. Никто не поднимет руки на брата, даже худого слова не скажет. Не то, что у нас… да. И сними ставки – проиграешь.
Даннавиру грустно улыбнулся:
—Вам я верю. Хоть вы и не видите.
—Это потому, что я очень хорошо знаю своего братца.
С арены между тем унесли убитого пинотаона, присыпали кровавые пятна свежим песочком. Все это время эльф просидел на коленях неподалеку от входа на площадку, даже не пошевелился. И только когда прозвучали трубы и на арену вышел новый пинотаон, этинда легко вскочил на ноги.
Его противником на этот раз оказался Тайлирикан, плечистый громила в панцире и наручах, в шлеме и наголенниках. И с мечом – тяжелым двуручником, длиной едва ли не в рост обычного человека.
С верхних рядов, где сидела публика попроще, засвистели и загалдели. Вылетело надкушенное яблоко, Тайлирикан лениво повернулся, махнул мечом и на арену упали две почти равные половинки плода.
Тайлирикана многие не любили за то, что он пер напролом и сминал противника слишком быстро, лишая зрителей обещанного зрелища.
Те же, кто снова поставил на эльфа, приуныли.
Тайлирикан пошел в атаку, явно намереваясь разделать эльфа на куски, причем без особых изысков. Но ловкий и подвижный эльф увернулся, ударив по прикрытому кольчужной юбкой бедру. Пинотаон, казалось, этого даже и не заметил, развернулся и тяжеленный двуручник наискось свистнул в воздухе. Эльф прыгнул, уходя от удара.
Теперь он стоял прямо перед Тайлириканом.
С верхних галерей свистели и выкрикивали обидные слова в адрес пинотаона. Оровандаттон встал и подошел к парапету – поединок его заинтересовал. Даннавиру стоял рядом, чуть позади, держась за столбик, на котором держались занавеси.
—Орован, у него два пути: либо вымотать этого медведя, либо наоборот, покончить с ним как можно быстрее. Сейчас он решает, что делать.
—Да, — Оровандаттон кивнул.
—Он убьет его сейчас. Я вижу…
И верно.
Тайлирикан ломанулся вперед, в своей излюбленной манере стенобитного тарана, надеясь, видимо, просто-напросто смять хрупкого на вид противника массой своего бронированного тела.
Но эльф отвел своим узким мечом тяжелый двуручник, а точнее – сам двинулся вперед, отклонив в сторону чужой меч. На такой удар может решиться только тот, кто готов умереть сам. Продолжая движение, узкий эльфийский сирда проскользил по лезвию двуручника, высекая искры, скользнул по наплечнику и… Тайлирикан упал на следующем шаге, как подкошенный. Хлынула алая струя из разрезанной шеи.
С верхних галерей раздался дружный выдох и… оглушительные аплодисменты сотрясли Арену сверху донизу.
Эльф отошел на несколько шагов, сел на колени и положил перед собой меч. Опустил голову. Служители вошли на арену, чтобы вынести тело. Внимание зрителей переключилось на них. Только Даннавиру, не отрываясь, смотрел на него. И вдруг, сдавленно охнув, на миг потерял сознание, как давеча, и рухнул в свое кресло.
И в этот же миг эльф вскочил на ноги, подхватил меч и молнией помчался к бортику арены. Прыгнул, прыгнул так высоко, как не может прыгнуть человек. Ударил меч. Брызнула кровь. Эльф оказался в императорской ложе. На парапете мешком обмякло тело охранника.
Из лож напротив охрана наводила арбалеты, но стрелки медлили, боясь попасть в императора.
Эльф встретился глазами с девушкой в рабском ошейнике. Она вдруг схватилась обеими руками за этот ошейник и крикнула:
—Ekrĭæs!
Он взмахнул мечом:
—Stāre, niesa …
голова девушки упала на колени императору, в тот же миг в спину эльфа вонзились четыре арбалетных болта, и спустя ничтожно краткое мгновение его меч рассек грудь императора, так и не успевшего вскочить.
Яркая вспышка, короткий приказ, и тьма.
«Я сделал все, что мог.
Прости, моя звездочка, что так вышло.
Прости…»
Все случилось очень быстро и быстро закончилось. Когда охрана наконец вбежала в ложу, эльф был неподвижен и мертв. Как и все остальные там.
Примечания:
Лирдар – сокращенное имя Лирданарвана. Употребляется наравне с полным именем в повседневной жизни. Аналогично Орован – сокращенное имя Оровандаттона.
Атэлиэр - псионик
Сирда – тип меча, длинный узкий клинок, иногда с легким изгибом. Отличительная черта – длинная, приспособленная для двух рук рукоять (может достигать двадцати сантиметров в длину).
Убей! (иланэ арн-дилларэ)
Прощай, милая…(иланэ арн-дилларэ)
Каждую весну, в те самые дни, когда эльфы, а с ними и презренные северяне отмечают Аловину-Буйноцвет, в Киннелдоре молятся другим богам, но так случилось, что торжества в честь Солнечной Ялатари совпадают с древним эльфийским праздником. В Империи царит Этри Ллет, это – официальная религия государства, вера в Священную Триаду. Религия эта пришла с Северо-Востока очень давно – с Великим переселением лотари.
А с возникновением лотарийской империи Киннелдор-Атэпалларима эта вера стала общегосударственной.
Указом прадеда нынешнего императора, Рандарилвана, запрещались все ответвления и искажения, и единственно верной признавалась та ветвь Этри Ллет, в которой вершиной божественного треугольника становилась богиня Солнца Ялатари. Интарха, богиня Луны, стала Дочерью Солнца, чьими потомками считался императорский род, а Краэс, бог Ночи и смерти – темной стороной Солнца. Те из служителей Этри Ллет (а их было большинство), кто не пожелал принять одобренную версию, были казнены и объявлены еретиками. Новые клирики, поставленные на места уничтоженных или изгнанных, вознесенные на верх из низших рангов, провозгласили императора наместником Ялатари и волю его приравняли к божественной.
Весенний праздник всегда устраивался в честь императора и его семьи. Это были торжественные шествия, карнавалы и нехитрые увеселения для народа – гулянья, пляски и песни, ярмарки, выступления циркачей и актеров, а также, разумеется, на закуску – показательная казнь какого-нибудь еретика или государственного преступника.
Но в список увеселений первого дня празднеств входило еще одно, что преподносилось лишь немногим избранным, знати и тем счастливчикам, кто сумел добыть приглашение.
Это были кровавые представления на Арене, которая являла собой огромное сооружение, вырезанное в склоне холма, напоминающее северо-западные общественные театры: ряды сидений, спускающихся по склонам огромной чаши с ареной вместо донышка, где и проводились кровавые бои. Внизу, возвышаясь над краем арены на высоту человеческого роста, располагались ложи императора, его семьи и высшей знати.
Обычно на арене бились профессиональные бойцы-пинотаоны, чьи выступления стоили очень дорого. Но иногда – хотя бы один раз за вечер – на арену выходили воины-смертники. Рабы. Пленники. Они сражались друг с другом, пока кто-то из них не умирал. Бывало, что победитель получал свободу. Если выживал.
На этот раз таких поединков в распорядке стояло несколько.
Оровандаттон, герцог Рионнар, почти не смотрел на поединки, погруженный в собственные размышления. Но его сосед, молодой барон Ранвалан Даннавиру, растормошил герцога:
—Орован, посоветуйте, на кого мне лучше поставить? На бойца лорда Паллави, или на императорского раба?
—Не знаю, друг. Ты в прошлый раз последовал моему совету и потерял изрядную сумму.
—Кто не рискует, тот не пьет игристого! — весело сказал Даннавиру. Нагнулся к уху герцога:
—Смотрите, к нам идет принц Лирданарван!
И верно, в ложу направлялся младший брат герцога. Как всегда, разодет он был в яркие и дорогие одежды, при этом удивительным образом удерживаясь на грани безупречности и безвкусицы. Когда недавно объявленный наследным (по причине исчезновения без вести старшего) принц вошел в ложу, барон низко поклонился, герцог лишь кивнул – как старший член императорской семьи, хоть и незаконнорожденный, он мог обходиться без особых церемоний с младшими. Лирданарван ответил таким же кивком и непринужденно уселся на одно из кресел. Оровандаттон сел на второе, барону же пришлось стоять у стены.
—Чему обязан? – вежливо и холодно спросил герцог.
—Мы давно не виделись, брат, — ответил принц. Посмотрел на арену, где известный наемный боец-пинотаон по прозванью Волкобой отбивался от трех волков. — Как ты думаешь, какой пинотаон победит сегодня в финальных поединках?
—Трудно сказать, я не вижу между всеми ними особой разницы.
Лирданарван приподнял бровь:
—Наш Герцог Всезнайка не разбирается в пинотаонах?
—Все знать никто не может, а между теми, что выходили сегодня и по распорядку должны выйти еще, я не вижу разницы. Они все примерно равны.
—Я имел в виду финальный поединок одного бойца, который победит трех воинов подряд – победителей сегодняшней Арены. А в конце против него выступит сразу тройка умелых пинотаонов. После Волкобоя мы увидим это зрелище. Воин будет без доспеха. Если он победит и выйдет с Арены живым – что же, ему обещана свобода. А если погибнет – значит, боги не снизошли к нему.
Оровандаттон пожал плечами:
—Простому пинотаону такое не под силу
—А что ты скажешь насчет этинда? Меня всегда интересовало, насколько этинда в бою лучше тренированного пинотаона-человека – хочу проверить, не врут ли все эти россказни о них.
—Да где ж ты возьмешь подходящего эльфа? — герцог Рионнар одновременно и удивился и насторожился. За своим младшим братцем он знал свойство удивлять, неприятно удивлять, и всегда опасался не суметь предугадать его действия.
Вот и сейчас…
—Во время последнего рейда по северным лесам отряд Ловцов взял нескольких. В том числе хороших воинов – не без помощи магов.
—неужто эльф согласился сражаться на арене, как раб-пинотаон? Этинда не ломаются в плену. Они умирают, но не сдаются – это всем известно.
—Этому пришлось согласиться, важно ключик подобрать, - усмехнулся принц. – И его подобрали. И какой ключик! Посмотри вон туда – и он показал на ложу лорда Агриона, недавно стараниями нового наследного принца получившего графский титул. Рядом с усатым графом сидела молоденькая девушка в полупрозрачных развевающихся одеждах и с блестящим рабским ошейником на шее.
—Эльф? – на этот раз Орован удивился по-настоящему.
—Верно. Этинда, молоденькая и красивая. Это и есть тот самый ключик. Агрион захватил в плен целую толпу этинда в лесах Карадди – они бежали в сторону каледвенской границы. Девчонку они берегли как сокровище какое-то – за нее сложили головы четыре этинда, дравшихся, как демоны. Они убили двадцать человек, прежде чем идиоты-арбалетчики их пристрелили, вместо того, чтобы взять их живьем. Маги при допросе остальных пленников выяснили, что она – дочь их вождя. А их вождя тот же отряд взял двумя днями раньше – и то магией, одной силой не получалось... За жизнь и свободу дочери он и будет сражаться на арене.
—Значит, лично ему не обещано ничего? — герцог покрутил в руке пустой бокал. Принц с усмешкой глянул на старшего брата:
—Не обещано. Опять же, мне интересно, способны ли этинда пожертвовать собой ради близкого существа?
—Решится ли кошка броситься на трех собак, защищая своих котят? — вопросом ответил герцог, поставил бокал на столик и поморщился:
—Все, в ком течет горячая кровь, способны на это.
—Умозрительно – да. Вот только кошка – безусловно, но она бессловесная неразумная тварь, а человеку свойственны разум и здравомыслие, и здесь это правило работать не должно.
Лирдар закинул ногу на ногу.
Оровандаттон, прищурившись, смотрел на него. Братец явно к чему-то вёл все эти речи. Вот только к чему?
—Так ты хочешь сказать, что этинда таковы же, как и люди? — он сделал знак барону, и тот подал бокалы с вином герцогу и принцу. Наследник посмотрел вино на свет и отпил, незаметно прикоснувшись к бокалу перстнем с заговоренным специально для него аметистом – нет ли яда.
—Нет. Я хочу сказать не это. Нельзя отрицать, что они разумны, как и мы, но чувства у них – это скорее чувства животных, чем людей.
—Я бы не сказал, - Орован тоже отпил вина, чуть задержал во рту. Разговор становился неприятным, но непонятно было, к чему клонит Лирдар.
—Ты думаешь, они подобны нам и в сфере чувств? — рассмеялся наследник. — Да довольно поглядеть на тот белобрысый позор нашего рода, коего зовут принцем Релакараном, графом Хайрэн. Ты видел хоть какие-нибудь чувства на его лице?
—Нет, но это ни о чем не говорит, кроме как о том, что он умеет владеть собой лучше многих, — а вот тут герцог насторожился. Неужели Лирдар что-то знает, чего бы ему знать не следовало?
Но тут Даннавиру легонько и быстро коснулся его руки и едва заметно покачал головой. Орован сделал вид, будто заинтересовался происходящим на арене, и смотрел туда некоторое время, чтобы не выдать своего волнения.
—Я думаю, любезный брат, что этинда ничем особо от нас не отличаются, разве что внешностью.
—И долголетием, - добавил Лирданарван. — А для человека это уже обидно, не находишь?
—Наш божественный род это не должно особенно задевать, — широко улыбнулся герцог. — Мы живем дольше обычных людей. А до черни мне дела нет.
Что касается этинда, то, хоть они и живут в лесу, в этих своих гнездах на деревьях, однако нельзя считать, что они - животные. Они разумны и рассудительны, как люди. Есть немало тому примеров.
—Верно, — кивнул Лирдар, сбил с рукава неосторожно залетевшую в ложу букашку и придавил ее подошвой расшитой золотом туфли. — Но должен заметить, что мой этинда согласился пожертвовать собой ради своей дочери. Свойственно ли это человеку – отдать жизнь свою за чужую, что бы там ни говорили храмовые мудрецы? Сомневаюсь.
—А я нет, — покачал головой герцог. — По долгу службы, а ты знаешь, что отец доверил мне Розыскную Палату, я сталкиваюсь иногда с интереснейшими делами. Так, совсем недавно два преуспевающих горожанина утонули в реке, спасая маленькую нищенку, упавшую с моста.
—Это простонародье, оно верит всему, что им рассказывают священники. А наша судьба, судьба правителей – быть пастухами при овечьем стаде, так пристало ли нам жертвовать собой? А ведь этот этинда –вождь своего народа. Не разумно ли было бы сохранить себе жизнь, как более полезному члену общества? Но он решил иначе. Впрочем, его извиняет то, что у него есть шанс спасти дочь и самому остаться в живых.
Герцог снова отпил большой глоток, стремясь смыть терпким вином мерзкий привкус этого разговора.
Не получилось.
—Так ты думаешь, он сумеет победить?
—Они выносливы, а этот к тому же хороший боец.
—Не думаю, что зрелище будет интересным, ведь этинда устанет и вряд ли покажет себя хорошо в финале.
—А, вот ты о чем. Не думаю. Он уложил стольких солдат, сражаясь за свою свободу, так почему бы ему теперь не повторить подвиг, на сей раз не ради своей свободы, а ради свободы и жизни дочери?
—А-а… ну, что же, посмотрим, посмотрим… О! А куда это потащили этиндовскую девчонку? — герцог Рионнар указал на Агриона, бесцеремонно взявшего девушку за руку и вышедшего с ней из ложи. Их перемещения не укрылись от глаз других аристократов (и не только), наблюдавших за прекрасной пленницей.
—Агрион на вчерашней вечеринке высказывал желание подарить её императору, — безразлично махнул рукой Лирдар. — Ты же знаешь, отец до сих пор любит свеженькое и остренькое, я бы даже сказал – остроухонькое, — тут наследный принц совершенно неприлично гоготнул, и моментально стал серьезным и мрачным. — Вот только не хватало нам ещё одного этиндовского отродья – и так той мерзости, что прижилась под крылышком Вэрш и пользуется почестями и благами как член императорского рода, больше, чем нужно. Не понимаю, с какой радости отец не велел утопить этого ублюдка, как только тот родился…
—Божественная кровь нашего рода священна, — с каменным лицом промолвил Орован. — Ты сам это прекрасно знаешь.
—Знаю, но все равно неприятно. Впрочем, это всем нам неприятно. А теперь откланяюсь, с твоего позволения, — Лирдар поставил пустой бокал на столик и, поклонившись, покинул ложу. Даннавиру, проводив его взглядом, молча посмотрел на Оровандаттона. Тот потер виски, устало сказал:
—Поставь на эльфа. Если хочешь. Сдается мне, все это не просто так.
Барон кивнул, осторожно взял бокал за ножку и стал рассматривать его, поворачивая на свету:
—Любопытно, мой господин. Вы правы, несомненно… давеча вы говорили, что новоиспеченный наследник что-то замышляет. Так и есть, но что именно, я, увы, не вижу пока. Он явно возбужден – настолько ясно отпечатались на хрустале его чувства! Здесь… жажда крови, да, ещё ненависть и радостное предвкушение...
—Разбей.
—Но это же драгоценный хрусталь! Палларийский! Если мне не изменяет память, вы отдали за него две сотни полновесных золотых дэтрес, — возразил юноша.
—Его брал в руки Лирдар, и я не хочу, чтобы эта вещь впредь находилась рядом со мной, да еще и воняла его низкой подлой душонкой.
Даннавиру, вздохнув, грохнул бокал об пол. Тут же вбежал слуга и подмел осколки. Когда служитель с совком и веником вышел, герцог спросил:
—Тяжело это?
—Что, мой господин? — поднял голову юноша.
—Быть атэлиером? Видеть, слышать чужие мысли, ощущать чувства, желания?
Молодой барон ответил не сразу. То, что он – атэлиер, не знал никто, кроме него самого и герцога, который в свое время вытащил юношу из большой беды и на время спрятал в отдаленном монастыре, а теперь вот определил к себе на службу…
—Да как сказать, ваше высочество. Люди ведь все разные. Кого-то чувствовать плохо и противно, кого-то просто больно, а кого-то приятно… разрешите быть честным?
—Что за вопрос, Райно.
—Только что я словно искупался в выгребной яме. Простите, ваше высочество…
—Ничего, я знаю истинную цену моему братцу… и словам его тоже, — герцог пожал юноше руку. — Скоро, так или иначе, наступит развязка, и тогда мне будет нужна твоя помощь как никогда прежде. Даже то, что ты ощущал сейчас, может нам пригодиться. А пока выпей вина и закажи сдобных булок и каледвенского сыра, чтобы подкрепиться. Может быть, тебе еще придется поработать сегодня…
Юноша кивнул, позвонил в колокольчик и тихо сказал:
—Как жаль, мой господин, что я почти не вижу будущего…
—Зато есть кое-кто другой, кто умеет это делать, и я думаю, что скоро познакомлю тебя с ним, — улыбнулся Орован, главным образом не столько для того, чтобы развеселить Райно, сколько подбодрить себя.
Смутное беспокойство не покидало герцога. Как хорошо, что он вовремя спрятал Прадда! И как хорошо, что все считают настоящего наследника погибшим, хотя император всего лишь объявил его пропавшим без вести – ведь тело не найдено, а пока не получены весомые доказательства смерти, принц не может считаться мертвым. Орован усмехнулся, вспомнив, как именно он это исчезновение обстряпал: удалось подставить нескольких верных людей Лирдара. Что уже само по себе приятно.
Слуга принес новые бутылки, бокалы и закуски. Герцог приказал ему тихонько привести троих телохранителей и быть начеку. Это был старый доверенный слуга, и Орован мог быть уверен, что тот сделает все, что нужно, не задавая лишних вопросов.
Волкобой наконец прирезал волков и под жидкие аплодисменты удалился с арены. Служители быстро утащили трупы хищников, насыпали свежего песка. На арену вышел известный пинотаон по прозвищу Длинная Смерть, прозванный так из-за излюбленного оружия, эоверского нан-эги – острого изогнутого клинка длиною в полтора локтя, насаженного на древко. Длинная Смерть был эоверцем и владел этим оружием превосходно. Он прошел двадцать боев и ни разу не получил ни одной серьезной раны.
Длинная Смерть и сам был длинным и тощим, его смоляные волосы, заплетенные в косу на затылке, украшали три серебряные ленты с подвешенными к концам знаками отличия – награды за предыдущие победы. Доспехов он не признавал никаких, кроме легкого кожаного нагрудника и наручей, и сейчас надел только их.
Этот человек мог оправдать свое прозвище еще и в переносном смысле: всем было известно, что свободные пинотаоны – это любители острых ощущений, риска и смертельной опасности, или же те, кто ищет красочной и впечатляющей смерти, при этом играя с судьбой – не сегодня, так завтра, не завтра, так через год.
С противоположной стороны вывели пленника. Глашатай объявил, что благородных зрителей ожидает доселе невиданное зрелище: на арене с пинотаоном по прозвищу Длинная Смерть будет сражаться эльфийский пленник, коему в случае победы на сегодняшней Арене будет дарована свобода. По рядам прокатился шум удивления и возбужденного интереса.
С пленника сняли цепи и вытолкнули на арену. Один из служителей бросил к его ногам чуть изогнутый эльфийский меч. Пленник ловко подхватил оружие, и в тот же миг за его спиной лязгнули решетчатые ворота.
Длинная Смерть с интересом разглядывал противника, слегка опершись на свой нан-эги, воткнутый древком в песок арены.
Зрители также рассматривали эльфа, затаив дыхание – на несколько мгновений повисла тишина.
Оровандаттону было видно лучше многих. Эльф, черноволосый, высокий, такого же роста, как и пинотаон, был одет только в короткие кожаные штаны, подвязанные чуть ниже колен, и опоясан широким кушаком. Никакого оружия, кроме меча, и никаких доспехов. С виду – обычный эльф, поджарый и жилистый, идеально сложенный.
Длинная Смерть пошел в атаку очень неожиданно. Казалось, просто перетек из спокойной, расслабленной позы в удар, нан-эги, только что торчавший острием вверх, сверкнул серебристой молнией у самых ног эльфа. Но там, куда воткнулось острие нан-эги, эльфа уже не было, он с неимоверной скоростью, прыжком и сальто ушел оттуда и оказался слева от пинотаона. Нан-эги описал полукруг, прочертив его у самого незащищенного живота противника, но эльф подпрыгнул и в прыжке рубанул мечом по древку. Длинная Смерть резко крутанул нан-эги, эльф парировал, и прочнейшее, из каменного дерева, древко переломилось. В руках пинотаона осталась палка длиной в два локтя. Однако тот не растерялся и, отбив новый удар пленника этой палкой, переместился чуть в сторону, легко поднял нан-эги с остатком древка, и пошел в атаку, используя один обломок как меч, второй – как вспомогательную дубинку. От дубинки после трех ударов эльфа остался огрызок, но Длинная Смерть сумел ударить противника по правому плечу, и теперь на светлой гладкой коже расплывался синяк. Но, похоже, удар никак не повлиял на подвижность эльфа. Пинотаон огрызнулся резким выпадом и меч, целивший вроде бы в живот Длинной Смерти, вдруг очень быстро ушел в сторону и резанул ему бок и бедро.
Длинная Смерть отшатнулся, рубанул нан-эги, эльф увернулся, подпрыгнул и ударил в прыжке. Звон металла, искры. Теперь эльф стоял в двух шагах.
А в десяти саженях слева от него, за тонкой кисейной занавеской, вцепившись побелевшими пальцами в мраморный резной подоконник ложи, застыл, словно каменный, юный барон Даннавиру.
«Я не хочу убивать.
Все бессмысленно.
Зачем?
Я не боюсь смерти – так просто умереть! Только не сопротивляться…
Но…»
«Смотри, этинда, ты будешь сражаться. У тебя только два выбора: победить или умереть. Если ты откажешься сражаться, твоя дочь станет игрушкой для моей личной гвардии. У меня есть хорошие колдуны, которые не дадут ей быстро умереть, как вы это любите, так что ее ждет очень много веселья. Если же согласишься, то я дам ей свободу в случае твоей победы. Если ты проиграешь, она будет подарена императору».
Он согласился – что-то же надо было сделать! Ее не убьют просто так, и умереть не позволят: этот человек не лгал, это чувствовалось.
«Я ненавижу вас. Ненавижу ваши самодовольные морды извращенцев, млеющих от восторга при виде крови, упивающихся болью, ценящих красоту смерти – не своей».
Даннавиру всхлипнул и сполз на пол. Герцог подхватил его, усадил в кресло – больше ничем не мог помочь ему.
Прыжок, удар, лязганье стали, снова удар.
Алый всплеск.
«Я ненавижу вас!»
Длинная Смерть пошатнулся, с каким-то странным, почти детским удивлением глядя на собственную кровь, хлынувшую из рассеченного живота… это было последним, что он видел и чувствовал.
Герцог вздохнул. Эльф определенно протянет долго. И выйдет в финал.
Подозвал слугу:
—Ну что, каковы ставки?
—На эльфа ставят, на его победу, ваше высочество. Если эльф проиграет в конце, кто-то сможет получить очень много денег.
Герцог задумался. Конечно, Лирданарван – еще тот любитель тратить денежки, но чтобы он их добывал вот так, жульничая на ставках? Он отпустил слугу, повернулся к барону, почти пришедшему в себя:
—Даннавиру, а эльф… проиграет?
Барон покачал головой, поморщился, сжал виски:
—Я… не знаю. И да, и нет. Я получил выигрыш, но чувствую, что если буду продолжать ставить на эльфа, то проиграю. Но… какая разница, я могу ведь и не дожить до конца этого… представления. Я чувствую этого эльфа, как себя… Им движет ненависть и боль…
—Я вызову тебе носилки и тебя отнесут домой.
—Не надо, мой господин, — Даннавиру закрыл глаза. — Мне кажется, я должен остаться здесь. Это важно… очень. Важно.
Герцог протянул ему бокал:
—Выпей, может быть, станет легче.
Юноша кивнул, морщась, взял хрусталь дрожащей рукой. Отпил большой глоток:
—Мой господин… дайте мне слово. Дайте слово, если я умру тут, вы покинете столицу, как только это кончится… чем бы оно ни кончилось. Так будет лучше и безопаснее всего для вас и для… нашего дела.
Орован нервно сжал пальцами подбородок. Предчувствия Даннавиру еще никогда не обманывали. Паренек был настоящим атэлиэром, хоть и неопытным еще. Очень хотелось спросить – почему покинуть столицу и что должно случиться, но он понимал, что в том состоянии, в каком сейчас атэлиер, внятных ответов не будет, но и так ясно, что Лирдар определенно готовит какую-нибудь пакость.
Герцог бросил взгляд на ложу Вэрш. За занавесками нельзя было разглядеть, кто там находится, но ему уже доложили, что там только Даларанта со своим гостем, каким-то священнослужителем, судя по длинной черной рясе с капюшоном и широкому алому поясу – жрецом Краэса. С чего бы Даларанте водить такие тесные знакомства со служителями смерти? Впрочем, с этой ханжи станется. Старая дева любит беседовать о духовном и заодно обстряпывать свои дела чужими руками, а черное священство для этого подходит очень хорошо.
С ложи Вэрш он перевел взгляд на императорскую. Эльфийка была уже там, сидела рядом с седым, но вполне еще свежим мужчиной в ослепительно белых одеждах – императором. Девчонка смотрела в одну точку широко распахнутыми глазами. И дрожала – Орован не столько видел, сколько чувствовал это. Даннавиру тронул его за локоть:
—Она напугана. Я слышу ее страх. Так не боятся за отцов. Так боятся за любимых…
Оровандаттон пожал плечами:
—Мы не знаем, каковы семейные отношения и привязанности у эльфов. Говорят, для них семья, клан – это святое. Никто не поднимет руки на брата, даже худого слова не скажет. Не то, что у нас… да. И сними ставки – проиграешь.
Даннавиру грустно улыбнулся:
—Вам я верю. Хоть вы и не видите.
—Это потому, что я очень хорошо знаю своего братца.
С арены между тем унесли убитого пинотаона, присыпали кровавые пятна свежим песочком. Все это время эльф просидел на коленях неподалеку от входа на площадку, даже не пошевелился. И только когда прозвучали трубы и на арену вышел новый пинотаон, этинда легко вскочил на ноги.
Его противником на этот раз оказался Тайлирикан, плечистый громила в панцире и наручах, в шлеме и наголенниках. И с мечом – тяжелым двуручником, длиной едва ли не в рост обычного человека.
С верхних рядов, где сидела публика попроще, засвистели и загалдели. Вылетело надкушенное яблоко, Тайлирикан лениво повернулся, махнул мечом и на арену упали две почти равные половинки плода.
Тайлирикана многие не любили за то, что он пер напролом и сминал противника слишком быстро, лишая зрителей обещанного зрелища.
Те же, кто снова поставил на эльфа, приуныли.
Тайлирикан пошел в атаку, явно намереваясь разделать эльфа на куски, причем без особых изысков. Но ловкий и подвижный эльф увернулся, ударив по прикрытому кольчужной юбкой бедру. Пинотаон, казалось, этого даже и не заметил, развернулся и тяжеленный двуручник наискось свистнул в воздухе. Эльф прыгнул, уходя от удара.
Теперь он стоял прямо перед Тайлириканом.
С верхних галерей свистели и выкрикивали обидные слова в адрес пинотаона. Оровандаттон встал и подошел к парапету – поединок его заинтересовал. Даннавиру стоял рядом, чуть позади, держась за столбик, на котором держались занавеси.
—Орован, у него два пути: либо вымотать этого медведя, либо наоборот, покончить с ним как можно быстрее. Сейчас он решает, что делать.
—Да, — Оровандаттон кивнул.
—Он убьет его сейчас. Я вижу…
И верно.
Тайлирикан ломанулся вперед, в своей излюбленной манере стенобитного тарана, надеясь, видимо, просто-напросто смять хрупкого на вид противника массой своего бронированного тела.
Но эльф отвел своим узким мечом тяжелый двуручник, а точнее – сам двинулся вперед, отклонив в сторону чужой меч. На такой удар может решиться только тот, кто готов умереть сам. Продолжая движение, узкий эльфийский сирда проскользил по лезвию двуручника, высекая искры, скользнул по наплечнику и… Тайлирикан упал на следующем шаге, как подкошенный. Хлынула алая струя из разрезанной шеи.
С верхних галерей раздался дружный выдох и… оглушительные аплодисменты сотрясли Арену сверху донизу.
Эльф отошел на несколько шагов, сел на колени и положил перед собой меч. Опустил голову. Служители вошли на арену, чтобы вынести тело. Внимание зрителей переключилось на них. Только Даннавиру, не отрываясь, смотрел на него. И вдруг, сдавленно охнув, на миг потерял сознание, как давеча, и рухнул в свое кресло.
И в этот же миг эльф вскочил на ноги, подхватил меч и молнией помчался к бортику арены. Прыгнул, прыгнул так высоко, как не может прыгнуть человек. Ударил меч. Брызнула кровь. Эльф оказался в императорской ложе. На парапете мешком обмякло тело охранника.
Из лож напротив охрана наводила арбалеты, но стрелки медлили, боясь попасть в императора.
Эльф встретился глазами с девушкой в рабском ошейнике. Она вдруг схватилась обеими руками за этот ошейник и крикнула:
—Ekrĭæs!
Он взмахнул мечом:
—Stāre, niesa …
голова девушки упала на колени императору, в тот же миг в спину эльфа вонзились четыре арбалетных болта, и спустя ничтожно краткое мгновение его меч рассек грудь императора, так и не успевшего вскочить.
Яркая вспышка, короткий приказ, и тьма.
«Я сделал все, что мог.
Прости, моя звездочка, что так вышло.
Прости…»
Все случилось очень быстро и быстро закончилось. Когда охрана наконец вбежала в ложу, эльф был неподвижен и мертв. Как и все остальные там.
Примечания:
Лирдар – сокращенное имя Лирданарвана. Употребляется наравне с полным именем в повседневной жизни. Аналогично Орован – сокращенное имя Оровандаттона.
Атэлиэр - псионик
Сирда – тип меча, длинный узкий клинок, иногда с легким изгибом. Отличительная черта – длинная, приспособленная для двух рук рукоять (может достигать двадцати сантиметров в длину).
Убей! (иланэ арн-дилларэ)
Прощай, милая…(иланэ арн-дилларэ)
суббота, 04 апреля 2009
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
Пестрые перья
Как же Ларто ненавидел лето! Казалось бы – лучшее время года, тепло, зелень, фрукты и все такое, что должен любить человек, выросший среди заснеженных скал Санадры. А вот нет. Все преимущества лета перекрывались двумя его недостатками.
Точнее, преимущества лета, по мнению Ларто, как раз и были недостатками. Зимой что – зимой тихо и спокойно, сидишь себе в форте, в ус не дуешь. Иной раз выедешь патрулировать, так лес насквозь на полмили видать. Тишь да благодать. Зимой холодно, этинда сидят в своих схоронах в горах и чащах, носа не высовывают – еще бы, делать им больше нечего. Это только глупые равнинные жители думают, что этинда, как и демоны, по земле не ходят, питаются лунным светом и никогда не мерзнут. И мерзнут, и ходят, конечно, хоть и почти бесшумно и ловко. Ведь следы на снегу даже птицы оставляют, а в самом мелком и тощем этинда весу куда как побольше, чем в пичуге. Кто выдумал-то такую чушь вообще – по воздуху ходят? Небось какой-нибудь столичный бумагомаратель, из тех, что пишут книжки. Сам-то он когда-нибудь хоть одного этинда видел?..
Да, зимой патрулировать – милое дело, никаких хлопот, разве что иной раз разбойнички пошалят. А этинда – их и не видать почти. К тому же зимой в лесу голодно, зверь тощий, так зачем им выползать из своих теплых логовищ, где запасов полно и можно сидеть до весны? Они зимой и охотятся-то только ради меха. А вот когда зелень распускается вовсю – вот тогда эти мерзавцы выходят на промысел и начинается горячая пора. Патрулям работы прибавляется втрое против зимней поры, если не вчетверо. Редкий караван спокойно проедет, хоть что-нибудь, да отщипнут лесные сволочи. И на патрули нападают, да еще по-подлому. Не чтобы выйти на честный бой – стреляют из чащи, стреляют метко, их длинные стрелы запросто пробивают армейскую кольчугу – по всему видать, наконечники наговоренные. Прошлым летом Ларто так потерял пятнадцать солдат, а попробуй сюда замани людей – никто не хочет на караддийские кордоны, тут ведь постреливают! А из столицы штабные задницы гневные петиции присылают, что ни почта, так и послание. Комендант их уже даже читать перестал, сразу в сортир относит. Одно и то же пишут – почему, мол, не вычистили до сих пор наши новые земли от этиндовских выродков?
А попробуй, вычисти. Один сотник года два назад сунулся со всем отрядом в лес… ну, пока до гор дошел, всего-то пара дней неспешного хода, так треть отряда полегло. Этот дурак нашел этиндовскую крепость – голубка с докладом прислал, мол, буду брать штурмом эту кучу камней.
И с тех пор ни слуху о нем, ни духу. Словно и не было ни его, ни сотни отборных солдат империи. Честно сказать, Ларто этому болвану нисколько не сочувствовал – во-первых, виноват сам, нечего было соваться, куда не следует, а во-вторых, прекрасно понимал и этинда – кому ж понравится, когда в твой дом ломятся?
Хорошо еще, что этой зимой мага прислали нового, молодого и, главное, непьющего. Гарнизонный-то, старый хрыч, спился давно до зеленых бесов. Новый пока держался, в рот не брал вина, да и пиво пил умеренно. Интересно, сколько выдержит в этой глуши, да еще когда пойдет жаркое время? Ларто даже об заклад побился с сотником Зараттой, стошнит или нет нового мага, когда он в первый раз побывает в патруле да увидит своими глазами, как трехфутовая стрела прошивает человека насквозь…
Самому Ларто, в общем-то, новый маг был симпатичен, хотя и со странностями. Добренький он какой-то, для армейского колдуна это действительно странность. Ну, да эти закидоны ему простили сразу же, как он заговорил доспехи патруля от стрел и заклятий, Ларто сам убедился, что заговорил хорошо – недавно сопровождали караван, из лесу несколько стрел прилетели – видать, выползли этинда на разведку после зимы.
Ни одна не пробила кольчугу, так, только чуть оцарапали.
Кстати, завтра опять в дозор, а тут привезли коменданту почту. Не к добру – как бы не было приказа идти вычищать территории.
Скрипнула дверь, и в «жральню», как гарнизонные называли между собой помещение столовой, вошел новый маг, высокий юноша в синей мантии поверх военного мундира.
Как говорится – про мага речь, а он навстречь.
—Вин Лартокелорен Санадраш, вы завтра в патруль собираетесь? — почтительно спросил он. Ларто кивнул, указал на стул напротив:
—Садитесь, тэгани Беластокенарин Танадрин, и не надо так официально, терпеть не могу эти великосветские выкрутасы. Гадость какая…
Маг вскинул брови:
—Вам не нравится ваше имя?
Ларто придвинул к нему непочатую кружку.
—На мой взгляд, оно дурацкое. Звать-то меня на самом деле просто Ларто Санадраш, это папашка мой, да не гореть ему в Огне Погибели слишком уж долго, решил, что для моей грядущей карьеры не мешало бы приписать к имени пару-тройку каких-нибудь знаков, дающих удачу и заодно чтоб похоже было на благородных. Ну и приписал…
Маг пригубил пиво:
—И… как?
—Сами видите, тэгани, в какой заднице я сижу. Не помогли знаки, так и ну их к демонам. Тут думаешь, как бы дожить до получки и не словить стрелу куда-нибудь в смертельное место…
—Так не словили же, вин. Значит, удача все-таки есть. Нельзя ее ругать, она может обидеться и вообще пропасть, — улыбнулся маг, протянул руку:
—Так и быть, вин Ларто, только и вы зовите меня Беласом. Честно сказать, эта мода на длинные имена и мне кажется дурацкой. Длинное имя лишь знати к лицу, а нам, простым смертным, ни к чему.
Ларто пожал его руку. Отпил пива и пожаловался:
—Тэгани, а не знаете ли часом, что там нашему коменданту с почтой прислали?
—Не знаю. Вы думаете, вас могут отправить на… как это… на зачистку территории?
—Эти толстые штабные рыла в генеральском шитье – да на раз. Другое дело, пойдем ли мы. У коменданта на это свой взгляд. Один уже на зачистку ходил… до сих пор костей не нашли.
Белас посмотрел в свою кружку, понюхал и поморщился:
—Слышал, да. Только, как я понял, он выбрал неподходящее время, так? Раз этинда зимой отсиживаются в своих замках, то не лучше ли выйти против них зимой? Когда они ничего не ожидают, да и прятаться им негде.
Сотник пожал плечами:
—Если бы все было так просто… эти земли были бы нашими по-настоящему, а не только на карте. Да и потом, делать все с умом надо. Если уж зачищать, так выслать целый полк, не меньше, в авангард, да окопаться лагерем, укрепиться, форт поставить, а там уже можно держать округу, выбивать этинда подальше, за горы, — взглянул на паренька, спросил:
—А что вы, тэгани, вообще об этинда знаете?
Маг, нехотя приложившись к кружке, ответил:
—Да, наверное, то же, что и все, кто живёт далеко от границ. Одни слухи. Нет, я, конечно, прекрасно знаю, что по воздуху они не летают и состоят из плоти и крови, что бы там ни выдумывали авторы романчиков, которыми все зачитываются в столице. Достоверно известно, что некоторые этинда владеют магией, не такой, как мы, но от неё можно защищаться. Вы в этом убедились. Но что касается остального… сплошные слухи и домыслы. Говорят, что они бессмертны, что их нельзя убить. В это я не очень-то верю. Да, они выносливые и живучие, но что убить их нельзя – по-моему, враньё.
—Враньё, — согласился Ларто. — Сам проверял. От хорошего удара мечом или от меткой стрелы этинда умирает точно так же, как все остальные. А что они живучие, как кошки – истинная правда. Однажды от нас пленник ушёл, с тремя тяжелыми ранами. Может, в лесу помер – этого я не знаю. Только я, например, вряд ли смог бы уйти.
В открытую дверь заглянул мальчишка-посыльный.
—Вин Санадраш, тэгани Танадрин, комендант зовёт.
Ларто встал, отпихнув кружку:
—Ну вот. Так я и знал! Провалиться штабным мордам в задницу Биндараши!!! Вот увидите, тэгани, они отправят нас на зачистку.
Маг пожал плечами:
—Может, и не отправят.
Его надежды не оправдались.
Комендант выглядел злым и недовольным.
—Вот, почитайте, — швырнул Ларто распечатанный пакет. Сотник развернул жёлтую бумагу и углубился в чтение причудливой вязи знаков. Сразу видно, что писал какой-то цивильный чинуша – военные пишут не знаками, а скорописью и куда как покороче, без всех этих дурацких красивостей вроде «соблаговолите воспоследовать». Пока Ларто добрался до сути, умаялся, но тут…
—Вин комендант, они что там, в столице, совсем головы с задницами перепутали?! — Ларто от возмущения даже послание уронил, и маг его быстро подхватил. Поскольку вызывали обоих, то он решил, что и ему можно ознакомиться, и углубился в чтение.
Комендант устало ответил:
—Вин Ларто, насчёт голов и задниц командования я не знаю ничего. Но если бы ты дочитал до конца, ты бы узнал, что сюда едет лорд Агрион со своими ловцами. Собственно, уже на подходе. Вот они и будут охотиться на этинда, ваша задача – помощь и поддержка. Так что идите и готовьтесь – завтра вы пойдёте в поход. Вы, тэгани, тоже должны быть в отряде вина Ларто, без мага в лес соваться опасно.
Повернулся к Ларто, вздохнул:
—Поверь, я сам не рад, но что делать-то… Идите, выполняйте.
Ларто опустил руки, как-то сник и тихо сказал:
—Подчиняюсь, вин комендант, — развернулся и вышел. Маг, поклонившись начальнику, последовал за сотником.
Во дворе, перед тем, как идти в казармы и радовать солдат новостью, Ларто сказал магу:
—Идите отдыхайте, тэгани, и захватите завтра с собой побольше магических штучек… деваться некуда, Агрион нас всех может заглотнуть и не подавиться. Он в чести у императора.
—Вин, я не совсем понимаю, — маг нервно потеребил край мантии. — Мы же пограничники…
—Агриону на это, извините, насрать три раза, пограничники мы или кто там ещё. Ему хочется поохотиться, а здесь можно добыть знатный улов. Боги, как бы я хотел служить где-нибудь далеко отсюда, у моря, в какой-нибудь старой провинции, где единственная неприятность – пираты или разбойники, и где никаких этинда и в помине нет…
—Вы боитесь?
Ларто резко повернулся, взглянул магу в глаза:
—Да. И мне за это не стыдно. Я не раз дрался с этинда, и скажу вам – в бою это сущие демоны, быстрые, ловкие, сильные. Издали достают стрелами, вблизи тоже… несладко приходится. Впрочем, завтра сами увидите, если не повезёт.
Солдаты новости тоже не обрадовались, выругались по-чёрному и побрели готовиться к завтрашнему походу. Сам Ларто, злой и мрачный, ушёл к себе.
Долго размышлял над бутылкой эоверского красного, но потом махнул рукой и разложил на кровати оружие, чтобы осмотреть и привести в порядок, если требуется. После этого вызвал мальчишку-посыльного и велел ему отнести бутылку и записку в посёлок и немедленно возвращаться с ответом.
Мальчик вернулся не слишком быстро. Ларто успел разобрать, собрать и смазать арбалет, не особенно торопясь.
Когда мальчишка вошёл, сотник, не глядя на него, угрюмо спросил:
—Ну?
Посыльный переступил с ноги на ногу, потупив глаза.
—Ну? — Ларто и без того был раздражён, а поведение мальчишки его злило ещё и потому, что он догадывался о том, какой ответ ему принесли.
—Вин… Вам лучше пойти самому…
—Мать его так и растак. Вино он хоть взял?
—Да, вин. И половину выпил.
—А до этого он тебе что сказал?
—Сказал, чтобы я подождал…
—Болван, — Ларто еле сдержался, чтобы не двинуть пацана в зубы. — Проваливай с глаз.
Придется идти самому… это времени сколько займёт, а завтра спозаранку выступать в поход. Но делать нечего.
Солнце стояло ещё довольно высоко, когда Ларто покинул крепость и вышел в городишко.
На больших картах Империи Киннелдилас сие место именовалось цветисто и высокопарно – Кинлеронинэ-Рэйкарин-Сингалтонэн, то есть Пресветлые Очи Великого Императора, и записывалось аж двенадцатью знаками высокого письма. В обиходном же употреблении использовалось название Кинрэй, что значило просто Точка Обзора и на армейских картах писалось скорописью. Ларто сильно подозревал, что длиннющее название употреблялось исключительно в особо торжественных случаях. И ему было бы очень любопытно посмотреть на того придворного блюдолиза, который так пышно обозвал занюханный приграничный фортик на свежезавоёванных землях. Тьфу. Было б чего называть…
Форт представлял собой кольцо земляного вала, рва и бревенчатых стен с несколькими наблюдательными башнями. Внутри помещались четыре бревенчатых же казармы, дом коменданта и старших офицеров, он же внутренний форт, лазарет, столовая, сортиры, конюшни и склады. А также маленький погреб-поруб, выполняющий роль то тюрьмы, то гауптвахты, то мертвецкой – в зависимости от насущной надобности.
Вокруг форта Кинрэй, поставленного для охраны торгового пути, быстро вырос городок. Само собой, что называть его стали так же, как и форт, а поскольку статуса города этому поселению никто не давал, то главным здесь по-прежнему оставался комендант крепости, и городок числился военным поселением, что не очень соответствовало действительности. Жили здесь лесорубы, охотники за пушниной, бортники и пастухи, гонявшие стада по богатой травами степи по ту сторону реки, где были почти безопасные земли. В городишке имелось всё, что нужно для полноценной жизни: корчма, постоялый двор, весёлый дом и храм, а также лавочка, торгующая совершенно всем подряд – от хлеба и пелёнок до гробов и слабительного.
На памяти Ларто Кинрэй несколько раз подвергался набегам этинда, но сжечь им его так и не удалось. Все жители умели обращаться с оружием, а дома с высокими стенами и узкими окнами в случае надобности запросто могли превратиться в маленькие крепости. И в каждом доме хранился хороший запас стрел, дротиков и арбалетных болтов. Как во всяком приграничном городке, люди здесь могли неплохо постоять за себя.
Словом, всё как положено. Жить здесь было опасно, но, несмотря на это, невыносимо скучно. Любимым развлечением здешних пастухов, охотников и лесорубов были драки в корчме, а приезд в городок бродячих актёров считался настоящим праздником, и на их представления сбегался весь городок и половина гарнизона заодно. Когда бродячие актёры приезжали в прошлый раз, то на площади сосредоточилось всё население городка – принесли даже старого парализованного деда.
А в остальное время (то есть, можно сказать, почти всегда) здесь властвовала скука.
Ларто пошёл по главной улице, ведущей от ворот форта к таможенной заставе на тракте. Навстречу попался священник с реликварием в руках – видать, кто-то готовился отойти в иной мир. Наверное, старому Шанкосу, который слёг ещё зимой, но всё никак не мог помереть, к огорчению наследников, пришло наконец время. Ларто поклонился священнику и получил благословение.
Потом пришлось обойти пьянючего в дым и хлам лесоруба, развалившегося у крыльца корчмы в обнимку с огромной пёстрой свиньёй. Наконец, сотник добрался до нужного дома, невысокого, с провисшей камышовой крышей и замшелыми углами. Постучал. Потом постучал снова, но уже ногой.
Из окошка соседней лавочки выглянул тощий старик с длинным носом:
—Вин Санадраш, добрый вечер.
—Вечер добрый. А где этот… сукин сын?
—Полчаса назад ушёл к девкам. Скоро вернётся.
—С чего вы взяли? — Ларто присел на прогнившее крыльцо запертого дома.
—А у него почти денег нет, — охотно поделился сведениями старичок. — Ещё вчера заходил, взаймы просил. Я дал десятку. Вот прогуляет её – и придёт.
—Десятку чего? —мрачно поинтересовался сотник.
Старичок охотно ответил:
—Ну, я-то не богатей какой. Дал ему десять китрэс.
Ларто призадумался. С одной стороны – десять китрэс не столь большие деньги, чтобы сидеть в весёлом доме до утра, с другой – и ждать неохота.
Сотник встал и направился к весёлому дому. Придется выковыривать оттуда этого засранца...
Выковыривать, однако, не пришлось – едва Ларто подошёл к заведению, как двери распахнулись, и на улицу кубарем вылетел тот, кого он, собственно, и искал. Мамаша Дорика, грязно ругаясь, грозила с крыльца кулаком:
—Чтоб не смел являться сюда, мерзавец!!! Да ещё без денег, зараза косорылая!!! Собак спущу!!! Ишь чего захотел – Лиенику за десятку китрэс!!! Пшёл вон!!!
Ларто подошёл ближе, хозяйка увидела его и поспешила укрыться в глубине дома.
«Мерзавец», сплёвывая пыль, поднялся и стал отряхивать куртку и штаны.
—Что опять не поделили? — поинтересовался сотник. «Мерзавец» повернулся к нему, махнул рукой:
—Пришёл-таки… какого беса ты пришёл? Я же пацану сказал – ухожу завтра в лес, некогда мне с вами в патрулях разъезжать, сейчас самое время. Потом ваш же маг будет ко мне за травами приходить…
Ларто пожал плечами:
—Так-то оно так, но ведь у тебя денег нет. А мы всегда платим. За травы ты ещё неизвестно когда получишь, а я тебе завтра утром задаток дам. Двадцать серебром, как водится.
«Мерзавец» наконец отряхнулся, посмотрел на Ларто.
Он был худой и высокий, выше сотника на голову, хотя вин Санадраш совсем не числился среди коротышек.
—Диланто, так как?
Диланто плюнул:
—Да бесы с тобой, раз пришёл… пошли ко мне, поговорим, а там видно будет.
И они пошли к покосившемуся домишке. Старик-лавочник, завидев их, высунулся в окошко чуть не по пояс, но Диланто даже не удостоил его взглядом. Отпер дверь, жестом предложил сотнику войти.
Ларто сел за стол и наблюдал за хозяином, пока тот раздувал лампу и открывал бутылку.
Диланто, помимо высокого роста и худобы, отличался очень светлой кожей, даже загар его брал плохо – к концу лета он становился не смуглым, как все, кому приходилось работать на свежем воздухе, а лишь золотистым. Это и резкие, угловатые черты узкого лица, уши и разрез глаз выдавали в нём метиса. Диланто был наполовину этинда, все об этом знали, некоторые относились с предубеждением, но большинству было всё равно, какой он крови – здесь, на рубежах, на многие вещи люди смотрят куда как проще и предков редко ставят в укор.
Сам Диланто не любил, когда его называли этинда, да и вообще, этих своих сородичей не жаловал, и о своём происхождении не распространялся. Нелюдимый и мрачный, он неохотно обзаводился друзьями, но таковы были все те, кто имел дело с лесом. Диланто промышлял добычей редких лекарственных и магических трав, уходя за ними в такие дебри, куда остальные сборщики соваться не рисковали ни за какие барыши. Зарабатывал он на жизнь также охотой и иногда оказывал услуги следопыта военным патрулям, но лишь по дружбе и только для Ларто, наверне, потому, что тот был единственным из офицеров, кто считал его ровней себе, а не грязным метисом или того хуже, этинда. На вопрос, почему, сотник как-то ответил, что жители Санадры и сами не могут похвастаться чистотой лотарской крови, так ему ли, санадрийскому горцу, кому-то пенять происхождением?
Бутыль, давеча принесенная посыльным, была раскупорена и полна до половины, и Диланто налил вино в две кружки.
—Ну, что там такое стряслось, что я понадобился?
Сотник посмаковал вино, потом только ответил:
—Нас посылают на разведку. Задача – узнать, нет ли в лесах больших отрядов этинда, если есть – всполошить и попугать. Завтра сюда явится граф Агрион, ловить рабов. Нам велено помочь ему. Поработать загонщиками.
—Для этого стервятника вы будете всю чёрную работу делать? — Диланто воспринял новость довольно спокойно, Ларто даже удивился.
—Да вот, как видишь, придётся. Между нами говоря – я бы очень хотел, чтобы ему когда-нибудь вогнали между глаз хорошую такую этиндовскую стрелу. Трёхфутовую, с пиленым наконечником…
—Что ж так? — полуэтинда прищурился и пристально взглянул на сотника.
—Ты будто не знаешь, — Ларто поморщился. — Мы – солдаты, мы дерёмся с этинда, и имеем много причин их не любить, но мы дерёмся с ними в честном бою, без нужды не убиваем и в рабство никого не продаём. А этот говнюк хочет, чтобы для него загнали дичь и дали без помех покуражиться. И девчонок нахватать. Этиндовские рабыни в столице в большой цене… Знаешь, Диланто, я не могу тебя просить поехать завтра с нами, просто, если поведёшь нас ты, я потеряю меньше солдат, у меня ж полсотни – это зелёные новобранцы… жалко ребят. Агрион пусть творит что хочет, но я-то сделаю всё, чтобы мои люди вернулись живыми с этой идиотской охоты.
Метис допил своё вино, сполоснул кружку, поставил её на полочку и только тогда спросил:
— Не пойму, чего ты хочешь от меня-то. Если ты боишься подставить своих солдат под стрелы, я тебе могу помочь только одним – провести по лесу так, чтобы не нарваться. Но как же тогда рейд?
—А вот так. Пусть Агрион сам отдувается, — сердито махнул рукой Ларто. — Наша задача – собственно, сам рейд, если придётся драться – что ж, будем драться, но лезть на рожон ради веселья этого урода я не собираюсь. Скажу тебе честно – комендант сам недоволен этим делом. Он мне намекнул, чтобы я поступал как сочту нужным. То есть, если завтра Агрион захочет пойти к горам искать этиндовские логова, то пусть идет и ищет сам. Он не может нам приказывать, хотя если я так сделаю, ослушаюсь его, то меня запросто могут попереть из сотников в десятники… Эта зараза в большом фаворе у императора…
Диландо пожал плечами:
—Ну хорошо. Завтра я к вам приду. Хоть и не нравится мне всё это.
—Да и мне оно нравится не больше, чем тебе… — Ларто повертел в руке бутылку и опрокинул, ловя губами винные капли.
________________________
Рассвет следующего дня застал Лартов отряд уже готовым к рейду. Сотник отобрал три десятка самых опытных бойцов. Солдаты выступали пешими, ведь по лесу верхом не разъездишься. У каждого за спиной, помимо колчана, висел мешок с припасом на несколько дней. Пятеро несли свернутые палатки.
Маг тоже надел походную солдатскую форму и пятнистый маскировочный плащ вместо мантии. За спиной у него, как и у солдат, висел дорожный мешок, и только посох и длинные волосы выдавали в нём мага. Ларто подошёл к нему:
—Тэгани, сколько вам времени обычно нужно для заклятий и всего такого?
—Смотря каких заклятий, вин… простые работают быстро, сложные плетутся до десяти-пятнадцати мгновений, — Белас шевельнул пальцами:
—На боевые времени уходит меньше, чем на защитные.
—Тогда пойдете рядом со мной и вот этими двумя ребятами. Они – лучшие бойцы и вас прикроют, пока вы колдуете.
Маг улыбнулся:
—Надеюсь, в этом не будет необходимости. Самые ходовые заклинания я уже сплёл и держу наготове.
Приехавший ночью со своими двадцатью ловцами Агрион тоже выполз во двор. Все они были рослые и здоровенные, наверное, и вправду, как говорили, их набирали из гвардейцев, изгнанных из гвардии за всякие нехорошие дела. Лартовы ребята косились на них с неприязнью, вспоминая, как зимой целый месяц хлебали вонючую солонину с бобами и червивую перловку, потому что обоз с провиантом граф Агрион, в то время решивший наведаться в эти края, перехватил для своей команды.
Ларто, скрипнув зубами, поклонился подошедшему графу:
—Ваше сиятельство, мы рады видеть вас, — а про себя подумал: «Чтоб ты треснул». — Мы выступаем сейчас, и я настоятельно вас прошу следовать нашим указаниям, здесь очень небезопасные места.
Мордатый граф хмыкнул:
—Для меня небезопасных мест не бывает, сотник. Это всего лишь очередной лес, в котором шалит этиндовская мерзость.
Он отошёл и взгромоздился на невысокого крепкого конька. Ларто пожал плечами и повёл отряд на выход.
За воротами к ним присоединился Диланто. Маг с недоумением посмотрел на него, но ничего не сказал. Ларто сразу подвёл Диланто к Агриону:
—Ваше сиятельство, это наш проводник, он хорошо знает лес. Мы будем следовать его указаниям.
—Мда? Мне не нужен проводник, тем более грязный метис, — граф с истинно аристократическим презрением оглядел тощего парня. Ларто склонил голову, пряча ухмылку:
—Но нам-то нужен. Если вы не желаете пользоваться его услугами, можете не пользоваться, но я не стану от них отказываться.
Граф прищурился:
—Ты слишком много себе позволяешь, сотник.
—Ваше сиятельство, я позволяю себе ровно столько, сколько по должности положено, — и Ларто поклонился. Граф несколько мгновений смотрел на него, раздумывая, видимо, что бы такое сказать, но всё же промолчал и отъехал к своим людям.
Вернувшись на своё место во главе колонны, Ларто сказал проводнику:
—Видишь теперь, что это за куча дерьма?
—Вижу, — мрачно ответил тот. Маг все приглядывался к нему и наконец не выдержал:
—Простите, э-э…
—Диланто, —бросил проводник, на ходу проверяя, как затянуты ремни снаряжения, легко ли ходит в ножнах этиндовский танкан и удобно ли пристёгнут колчан.
—Вин Диланто, вы… простите мне моё любопытство, но вы…
—Я метис, — окатив мага холодным презрительным взглядом, ответил Диланто. — Но это ничего не значит. По крайней мере, для меня. Больше вопросов нет?
Маг покачал головой, и Диланто отвернулся.
Лес встретил их настороженно и неприязненно, солдаты шли с опаской, но Диланто уверенно шагал впереди и был совершенно спокоен. И лишь через семь часов, когда они дошли до совсем незнакомых Ларто мест, Диланто сделал знак остановиться и сказал сотнику:
—Отсюда начинаются опасные места. Я уверен, что здесь поблизости этинда. Они пока довольно далеко и только наблюдают за нами, но если мы сунемся за тот ручей, может прийтись туго.
Подъехал Агрион:
—Чего остановились?
—Ваше сиятельство, ждём ваших распоряжений, — как можно маслянее сказал Ларто. Граф хмыкнул:
—Тогда вперёд. Я планирую пройти к вечеру до подножия гор и начать осаду посёлка. Там же есть посёлки?
—Есть,— коротко ответил проводник и, развернувшись, зашагал вперёд. Граф вернулся к своему отряду.
—Диланто, ты ему не соврал? — шепотом спросил сотник у метиса.
—Нет, Ларто. Но нам какое дело, ты же сам не хочешь в этом участвовать?
—Как сказать… у этой сволочи крепкие связи наверху, поэтому совсем уж просто так развернуться и уйти я не могу, но… мне очень не по вкусу то, чем занимается Агрион. Да я тебе уже говорил. Ты, может, слыхал, что он прошлой весной привёз с такой охоты двух этинда, мужчину и девушку?
—Слыхал. Об этом все слыхали, — кивнул головой Диланто. — Мужчину он отправил на арену, а девушку подарил императору.
Подошел маг, до этого с любопытством слушавший разговор.
—Вин Ларто, вин Диланто, извините, я слышал, о чём вы говорили.
—Я особо и не скрывал, — поморщился Ларто. — Не думаю, тэгани Белас, что вы испытываете тёплые чувства к этому мешку навоза с графским титулом.
—Вовсе не испытываю, — согласился Белас. Погладил навершие посоха и добавил:
—И на то есть причины. Личные. Скажем так… я не люблю выскочек и наглецов. Так вот, я слышал, о чём вы говорили. Да, Агрион прошлой весной на праздник Трёх богов подарил императору наложницу-этинда, а на арену выставил её отца. Ну и вышло… нехорошо. Этинда сумел победить своих противников, каким-то непонятным образом запрыгнул в императорскую ложу и убил всех, кто там был, охрана даже моргнуть не успела. Ходят слухи, — маг зашептал совсем тихо, так, что его услышали только сотник и Диланто:
—Ходят слухи, что Агрион сделал это по сговору с наследником престола… и что на этинда были наложены заклятия, придающие скорость и силу.
—А вы сами в это верите? — Ларто тоже такое слышал, но мало ли какие слухи ходят, что, всё на веру принимать?
—Думаю, это похоже на правду, — сказал маг. — Иначе придётся поверить в то, что этинда умеют летать.
—Не умеют, — коротко ответил Диланто, и маг кивнул:
—Вот именно.
Между тем отряд достиг обширной лесной поляны, посреди которой торчали стоячие белые камни – кладбище этинда.
В этот же момент вылетела из чащи первая стрела, ударилась о шлем Ларто. Мгновенно солдаты построились в боевой порядок, натянули луки. Град стрел из-за деревьев посыпался на них, и они выстрелили в ответ.
Пока что заговоренные магом доспехи держали, раненых не было, во всяком случае у Ларто. Что у Агриона, он не знал и сейчас знать не хотел.
Белас стукнул посохом о землю, поднял его и крутанул над головой. Визгливый звук словно хлестнул по деревьям. Стрельба прекратилась.
—Что вы сделали?
—У них лопнули тетивы и сломались стрелы, — Белас шевельнул пальцами, — у нас есть минут десять в запасе.
Ловцы Агриона неожиданно выскочили на поляну и бросились к деревьям. Послышалось лязганье оружия, крики. Через несколько минут агрионцы вернулись на поляну, обтирая травой окровавленные клинки. Граф довольно усмехался.
—Сотник, что-то вы плохо воюете, хоть и с магом.
—Мы делаем своё дело, — огрызнулся Ларто. — А вы — своё.
—Верно. И своё мы делаем лучше, — расплылся в ухмылке помощник графа, судя по всему – его офицер. — Мы взяли пленного для допроса. Желаете присутствовать?
Ларто и Диланто переглянулись, потом сотник сказал:
—Да. И господин маг тоже.
Белас поморщился:
—Только не ждите от меня, что я его буду пытать. Устав нашей Лиги запрещает подобные вещи.
—Не переживай, колдун, тебя никто не просит об этом, — хохотнул помощник графа.
На поляну выволокли раненого пленника и привязали к одному из стоячих камней.
Маг с любопытством и жалостью рассматривал его, украдкой сравнивая внешность пленного с Диланто.
Они оба были высокими, худыми и очень светлокожими, но такими были все этинда, насколько можно судить по тому, что Белас знал о них. Резкие угловатые лица с высокими скулами, узкие подбородки – по привычным в империи канонам некрасивые лица. Длинные светлые волосы пленника заплетены в несколько кос, украшенных бусинами и пестрыми перьями. У Диланто просто связаны в хвост на затылке. Одеты оба похоже: кожаная куртка, крашеная в коричневые и зеленые цвета, такие же штаны из плотной ткани, только обувь разная – у Диланто армейские высокие ботинки, а у пленника – мягкие туфли на завязках вокруг щиколоток.
Помощник графа, человек с явно палаческими замашками, с оттяжкой протянул этинда плетью по лицу:
—Говори, сучий сын, сколько вас и где ваше логово?
Пленник открыл глаза, мутные от боли и потери крови, и усмехнулся.
Палач ударил его ещё раз, но пленник молчал, даже не вскрикнул. Тогда допросчик достал из-за голенища широкий охотничий нож, показал его этинда и сказал:
—Я срежу с тебя шкуру полосами, если не начнёшь говорить.
Молчание. Граф, зевнув, велел:
—Ну что, Нартэс, тогда режь. Не скажет – поймаем ещё одного.
Палач содрал с этинда куртку и разорвал на нём рубашку. Примерился, выбирая, откуда начинать… Широкий нож поддел светлую кожу…
Маг, всё время неотрывно глядевший в глаза пленника, вцепился в посох так, что побелели пальцы.
А потом сложил пальцами другой руки какой-то знак.
Пленник вскрикнул и обмяк.
Все повернулись к магу:
—Какого хрена? — взревел палач. Маг чуть наклонил в его сторону посох:
—Я не позволю никого пытать в моём присутствии.
—Да ты, щенок, да я тебе…
Полыхнуло, палач, взвыв, упал на траву, зажимая щеку. Маг холодно сказал, обращаясь к графу:
—Я – член Лиги Талмандис, наш устав запрещает пытки и разрешает нам защищать тех, кто им подвергается. Даже этинда.
—Мальчишка, да я тебя вместе с твоей лигой поимею так, что… — прошипел граф, но маг поднял руку:
—Попробуйте. Только сначала подумайте хорошо.
Граф плюнул и отвернулся от мага. Крикнул своим:
—Готовься выступать. Ищем логово этих тварей, — затем Ларто:
—Собирайте своих людей, сотник. Нечего здесь торчать.
—Прошу прощения, граф, — несколько издевательски поклонился Ларто. — Что вы задумали?
—Логово этинда должно быть неподалеку, судя по тому, что мы наткнулись на их дозор. Я хочу сделать то, что вы никак не можете – выбить их отсюда к демонам за горы.
—Выбивайте, — согласился Ларто. — Но без моих людей.
—Да как ты смеешь, ты, армейское дерьмо?! — аж задохнулся от возмущения граф. Ларто усмехнулся, чувствуя справа твёрдое плечо Диланто, слева – размеренное дыхание мага, а за собой – одобрительный гул голосов своих людей.
—Да вот смею, как видите. Вы мне не начальник, вы даже не офицер. По уставу, подписанному его императорским величеством, я не имею права подчиняться ничьим приказам, кроме приказов старших по рангу офицеров армии его императорского величества. Более того, я имею право арестовать того, кто пытается приказывать мне, не имея на то полномочий. Но я буду милостив и отпущу вас. Идите, ищите этинда, а мы вернёмся к патрулированию, что нам и положено делать.
Агрион оглянулся. За ним стояло восемнадцать его вояк (двое были убиты в стычке с этиндовским дозором). За сотником – тридцать опытных солдат, да ещё маг и проводник в придачу.
—Вот так-то, ваше сиятельство. Удачной охоты, — Ларто развернулся. Белас стукнул посохом, и отряд Ларто накрыла голубоватая мгла щита. Маг не доверял благородству графа и неприкрыто это показал.
Через час быстрого марша по лесу Белас сказал:
—Вин, вы его очень сильно разозлили. Вам это может выйти боком.
—Вы тоже его разозлили, — Ларто пришёл в хорошее расположение духа.
—Мне не страшно, я под защитой Лиги. А вот для вас… чревато последствиями.
—Не думаю, — отмахнулся сотник. — Он попрётся искать на свою задницу приключений, и он их найдет, зуб дать могу. Мы больше не увидим графа Агриона… Во всяком случае, я на это очень надеюсь. А сейчас нам бы надо найти место для лагеря – скоро вечер.
Диланто махнул рукой вправо:
—Вон там есть хорошая полянка, очень удобная.
Действительно, поляна подходила для лагеря лучше некуда: с одной стороны речка, с другой – густой лес. Солдаты принялись живо разбивать палатки, раскладывать костерок. Белас обошёл поляну, прочертив посохом широкий круг. Подошёл к Ларто:
—Я использовал заклинание невидимости. Нас никто не сможет здесь обнаружить.
—А что они увидят? —поинтересовался сотник. Маг улыбнулся, вышел за пределы круга:
—А посмотрите сами.
Ларто тоже вышел.
Лагерь пропал, как будто и не было. Поляна оказалась заросшей молодыми тростниками. Звуки лагеря тоже исчезли.
—Вот это настоящая магия, — он пожал руку магу.
Ночь прошла спокойно, и утром двинулись в путь. Ларто решил сделать крюк, чтобы охватить весь участок патрулирования. Это заняло лишних четыре часа, и к городку они вышли только к вечеру.
И первое, что увидели – дым над таможенной заставой у дороги. По улицам туда-сюда перебегали высокие фигурки, осыпая стрелами дома, из узких окошек которых тоже вылетали камни, стрелы и арбалетные болты.
—Мать моя женщина, этинда напали на Кинрэй! — воскликнул Ларто. Обернулся к отряду:
—Оружие готовь! За мной!
И обнажил саблю. Белас поудобнее перехватил посох, Диланто выхватил из колчана четыре стрелы, одну наложил на лук, вторую зажал мизинцем, две другие – в зубы.
Им удалось прорваться через выставленный этинда кордон на таможенной заставе: троих убрал Диланто ещё на подходе, двоих снесло заклинанием, и при этом только одного солдата Ларто достала стрела, и то в плечо. Старый вояка обломил её и перебросил саблю в левую руку, а в рот сунул орешек толу, чтобы не чувствовать боли.
В городке пришлось сложнее – этинда выскакивали чуть ли не из-за каждого угла, стрелы сыпались со всех сторон. Свои стрелы и болты у Лартовых лучников и арбалетчиков уже закончились, подбирать чужие было некогда, пришлось взяться за сабли. Диланто уже давно расстрелял весь колчан и теперь хладнокровно орудовал кинжалом и танканом, мечом, похожим на тесак с длинной рукояткой.
Приходилось туго – этинда дрались как загнанные волки, из тридцати человек у Ларто через полчаса осталась на ногах половина. Белас растратил уже все заготовленные заклятия, и его приходилось закрывать, пока он плёл новые. Это взял на себя Диланто – он, казалось, ещё не устал, и даже не был ранен, тогда как у каждого имелось по одной – две неопасных, но неприятных раны.
Перед Ларто из дверей дымящейся корчмы выскочил длиннющий этинда и кинулся на него, размахивая танканом, словно косой. Сотник и сам не понял, как, но он успел поднырнуть под страшный тесак и резануть саблей по ногам этинда. Тот споткнулся, на секунду замешкался, и его настиг посох мага.
Этинда рухнул и растянулся во весь свой немаленький рост. Белас вытер пот со лба, улыбнулся Ларто, перемазанному своей и чужой кровью.
—У меня уже все заклятия кончились, а на новые сил не хватает. Пришлось вспомнить боевые навыки.
—Хоть бы комендант додумался вылазку сделать…— Ларто развернулся, отбил танкан, Белас перехватил посох, как заправский боец на шестах, и тоже бросился в бой. Неподалёку с тремя противниками рубился Диланто. На его щеке алела нитка пореза, правое бедро тоже было в крови, но движения метиса не потеряли четкости и уверенности. Этинда, пытавшиеся разбить ворота форта, частично перевели своё внимание на солдат Ларто, и двое, явно маги, оставив ворота, начали делать какие-то подозрительные движения руками.
—Колдуют, вин, — крикнул Белас. —Отходите в сторону!
И тут затрубил рожок, открылись ворота форта и вырвался отряд всадников в тяжёлых доспехах. Они размели атакующих, сбили с ног и растоптали магов, прорвали ряды осаждающих. За всадниками из форта вышли пехотинцы. Солдаты Ларто, увидев подмогу, радостно заорали имперский боевой клич и с новыми силами кинулись в бой.
Этинда, видимо, поняв, что ещё немного – и они окажутся меж двух огней, стали отступать.
Их преследовали до границ леса, но кто хотел уйти – тому дали уйти.
__________________
Наутро Ларто, Беласа и Диланто вызвал комендант.
—Вин Лартокелорен Санадраш, потрудитесь объяснить, каким образом вы так вовремя оказались в городе, если вы должны были участвовать в рейде графа Агриона? — спросил он равнодушно, и непонятно было, как он сам относится ко всему этому.
—Вин комендант… — Ларто помялся, не зная, что же сказать, потом решил, что лучше сказать правду. — Вин комендант… вы же не хуже меня знаете, какое дерьмо этот Агрион. Подчиняться ему – противно чести офицера.
—Значит, если я напишу в рапорте, что его сиятельство пытался отдавать вам приказы, не имея на это права, и к тому же идущие против армейского устава, я не погрешу против истины? — комендант потянулся к чернильнице, и только сейчас Ларто заметил, что перед начальником лежит исписанный до середины лист. Он приободрился:
—Именно так всё и было, вин комендант!
—Продолжайте, — перо забегало по бумаге, и сотник увидел, что губы коменданта подрагивают, словно вот-вот расплывутся в улыбке. Настроение совсем исправилось, и он продолжил:
—Я решил, что честь офицера армии его императорского величества не позволяет мне участвовать в охоте за рабами, тем более под командованием лица, не являющегося офицером армии его императорского величества. Как о том и говорится в уставе, вин.
—Отлично, — комендант, хитро щурясь, повернулся к магу:
—А что вы скажете, тэгани Беластокенарин Танадрин?
—Я – член Лиги Талмандис, и я не могу участвовать в пытках или наблюдать за ними, — Белас поморщился, тронув руку на перевязи, поправил её и добавил:
—Я по нашему уставу имел полное право препятствовать этому, вин комендант.
—Тоже замечательно. Теперь вы, господин Диланто.
Метис холодно взглянул на коменданта и удивился: тот улыбался самым искренним образом.
—За помощь в отражении нападения на город я хочу предложить вам принять денежную награду. И к тому же распорядился приписать вас к числу жителей военного поселения Кинрэй.
—Вин, но это же значит, что я получаю имперское гражданство, — удивился Диланто. — Я же полукровка, метис.
—Ну и что? — усмехнулся комендант. — Вы защищали город, в котором живёте, это важнее. И поверьте, здесь, на границах, такие мелочи, как чистота крови, волнуют людей гораздо меньше, чем где бы то ни было. Здесь важно, можно ли к человеку спокойно повернуться спиной в бою. Судя по всему, к вам – можно.
Диланто, всё ещё несколько ошарашенный, поклонился. Комендант придвинул к нему тяжёленький мешочек:
—А вот и награда.
—Благодарю.
Маг подал голос:
—Вин комендант, а что мы будем делать, когда сюда заявится Агрион?
—Вы так уверены, что он выберется из леса? — вскинул брови комендант.
—Всем известно, что дерьмо не тонет, вин, — Ларто потёр подбородок, и решительно сказал:
—Если он вернется и заявит какие-то… претензии, я его вызову на дуэль.
—Но почему? Он так оскорбил вас?
Ларто устало покачал головой:
—Просто он – вонючая куча ослиного навоза, хотя и граф. Вы это прекрасно понимаете. И я с удовольствием разделаю его на жаркое. Как офицер императорской армии, я имею право вызвать любого дворянина. В задницу к Биндараши, я сам санадрийский дворянин, мать его так…
—Ладно, вызывайте, но если он вас убьёт, пеняйте на себя, — и комендант погрузился в бумаги.
Троица вышла во двор. Диланто вдруг засмеялся, подкинул на ладони мешочек:
—Оп-па, я и не думал, что гражданство получить такое плёвое дело! Всего-то порезал с десяток родственничков…
—Родственничков? — Ларто присел на крыльцо. Диланто, уже без всякого смеха, даже с горечью, сказал:
—Этинда, которые напали на город, были из клана моей матери. Ты заметил, у них на одежде желтая вышивка, я их по ней и узнал… У них страшенный задвиг на мести империи. Куда побольше задвиг, чем у всех прочих этинда. Как интересно, правда? Сначала они изгоняют прочь девушку, которая посмела полюбить чужака и понести от него, потом крадут её ребенка, убивая её при этом, а потом растят этого ребенка, чтобы сделать убийцей, а неблагодарный выродок сбегает к своему отцу и отрекается от своих родичей по матери… А потом помогает их убивать и нисколько не сожалеет об этом.
Диланто замолчал, махнул рукой и пошел к воротам. Ларто и Белас переглянулись, маг даже двинулся было за ним, но сотник его удержал:
— Оставь, он сейчас очень злой. Пусть развеется.
—Вин, а… вы что, в самом деле решили вызвать Агриона, если он вернётся?
—Я же сказал, я… — Ларто не договорил: распахнулись ворота, Диланто еле успел отскочить в сторону, и во внутренний двор форта ворвался граф Агрион с остатками своего отряда в количестве пяти человек.
Сотник присвистнул:
—Нет, тэгани, вы видите? Точно люди говорят: вспомнил дерьмо – а вот и оно.
Маг прыснул в кулак, словно школьник.
Спрыгнув со взмыленной лошадки, граф помчался к крыльцу офицерского дома, грязно ругаясь и грозя гневом императора.
Ларто ухмыльнулся, встал и загородил дверь:
—О, граф, мы уж и не чаяли вас увидеть. Как прошла прогулочка по лесу?
—Гадёныш, санадрийский ублюдок! Ты, дерьмо собачье, бросил нас в этом грёбаном лесу… — багровый от злости Агрион хватанулся за рукоять сабли, его молодчики тоже потянулись к оружию, но их моментально окружили солдаты Ларто.
Сотник ухмыльнулся еще шире. Наверху открылось окно комендантского кабинета. Но комендант пока только наблюдал, ничего не говоря. И, видимо, говорить не собирался.
—Вы оскорбили меня, ваше сиятельство, — Ларто был сама вежливость. — Вы знаете, по уставу я даже имею право за это вызвать вас на поединок.
—Ты?! Меня?! Я – граф, потомок древних родов, а ты кто такой? Санадрийский дворянин, говоришь? Козий пастух!!!— от изумления Агрион даже вновь обрёл аристократическую бледность. Ларто потянулся, нарочито и издевательски размял плечи, сжал и разжал кулаки, словно пробуя, не застыли ли мышцы:
—Я – офицер императорской армии, если вам не по вкусу моё санадрийское дворянство. Так что, граф, деваться вам некуда, я вас вызвал. Прошу – выбор у нас невелик. Либо сабля, либо лук.
—Лук – оружие трусов! — Агрион выдернул из ножен саблю, но Ларто, к которому как раз подошёл вернувшийся от ворот Диланто, засмеялся:
—А вы и есть трус, трусливее я ещё не встречал создания. Дайте ему кто-нибудь лук и стрелы.
Один из спутников Агриона снял с плеча свой лук и колчан и протянул своему предводителю. Диланто задумчиво проверил тетиву на своем этиндовском луке, быстро просмотрел стрелы в колчане и передал их Ларто.
—Желаю удачи, — и отошёл вместе с Беласом в сторону. Вокруг дуэлянтов быстро образовалось свободное пространство. Десятник Заратта, взявший на себя обязанность распорядителя, отмерил расстояние между противниками в сто шагов, отошёл в сторону и поднял руку:
—Стреляете на счёт «три», и да хранят вас боги. Раз…
Ларто вскинул лук, наложил длинную стрелу с пёстрым оперением. Ещё две стрелы воткнул в землю рядом.
Агрион сделал то же самое. Хоть он и говорил, что лук – оружие труса, по его стойке было видно, что пользоваться он им умеет.
—Два…
Сотник оттянул тетиву. Этиндовский лук был тугой и непривычно жёсткий.
—Три!
Ларто разжал пальцы, пригнулся, но не успел… над головой пропела стрела, ударило болью и кровь залила глаза – подлец Агрион спустил тетиву до того, как прозвучало «Три!».
«Странно, я ещё не умер? Наверное, просто зацепило кожу» — мелькнула мысль. Ларто отёр кровь, быстро выдернул из земли вторую стрелу. Но в этом уже не было нужды – Агрион лежал, распластавшись, на спине, а между глаз у него торчала длинная стрела с пёстрыми фазаньими перьями…
—Браво. Какой замечательный выстрел, — раздался сверху голос коменданта. — Вин Лартокелорен, пожалуй, я приставлю вас к повышению. Вам давно пора командовать полутысячей.
—Благодарю, вин комендант, — ошарашенный Ларто не мог оторвать взгляда от стрелы в башке Агриона.
—А этих бандитов – в карцер, — велел комендант, и уцелевших «охотников» Агриона, разоружив, повели в поруб. Туда же оттащили и труп графа.
Выходя из лазарета с перевязанной головой, Ларто подумал: «Какого беса я не подал прошение о переводе куда-нибудь в приморскую глушь? Теперь не примут из-за этого ублюдка… придётся трубить здесь ещё год. А ведь комендант явно моими руками Агриона убрал… Впрочем, какая разница? Агрион сволочь, а мне все равно теперь деваться некуда… и прошение не примут…»
Увидев ухмыляющиеся лица товарищей, Ларто переменил мнение: «Ну его к бесам, это прошение… Мне и тут неплохо! Где я ещё найду таких замечательных ребят и такую насыщенную жизнь?»
Как же Ларто ненавидел лето! Казалось бы – лучшее время года, тепло, зелень, фрукты и все такое, что должен любить человек, выросший среди заснеженных скал Санадры. А вот нет. Все преимущества лета перекрывались двумя его недостатками.
Точнее, преимущества лета, по мнению Ларто, как раз и были недостатками. Зимой что – зимой тихо и спокойно, сидишь себе в форте, в ус не дуешь. Иной раз выедешь патрулировать, так лес насквозь на полмили видать. Тишь да благодать. Зимой холодно, этинда сидят в своих схоронах в горах и чащах, носа не высовывают – еще бы, делать им больше нечего. Это только глупые равнинные жители думают, что этинда, как и демоны, по земле не ходят, питаются лунным светом и никогда не мерзнут. И мерзнут, и ходят, конечно, хоть и почти бесшумно и ловко. Ведь следы на снегу даже птицы оставляют, а в самом мелком и тощем этинда весу куда как побольше, чем в пичуге. Кто выдумал-то такую чушь вообще – по воздуху ходят? Небось какой-нибудь столичный бумагомаратель, из тех, что пишут книжки. Сам-то он когда-нибудь хоть одного этинда видел?..
Да, зимой патрулировать – милое дело, никаких хлопот, разве что иной раз разбойнички пошалят. А этинда – их и не видать почти. К тому же зимой в лесу голодно, зверь тощий, так зачем им выползать из своих теплых логовищ, где запасов полно и можно сидеть до весны? Они зимой и охотятся-то только ради меха. А вот когда зелень распускается вовсю – вот тогда эти мерзавцы выходят на промысел и начинается горячая пора. Патрулям работы прибавляется втрое против зимней поры, если не вчетверо. Редкий караван спокойно проедет, хоть что-нибудь, да отщипнут лесные сволочи. И на патрули нападают, да еще по-подлому. Не чтобы выйти на честный бой – стреляют из чащи, стреляют метко, их длинные стрелы запросто пробивают армейскую кольчугу – по всему видать, наконечники наговоренные. Прошлым летом Ларто так потерял пятнадцать солдат, а попробуй сюда замани людей – никто не хочет на караддийские кордоны, тут ведь постреливают! А из столицы штабные задницы гневные петиции присылают, что ни почта, так и послание. Комендант их уже даже читать перестал, сразу в сортир относит. Одно и то же пишут – почему, мол, не вычистили до сих пор наши новые земли от этиндовских выродков?
А попробуй, вычисти. Один сотник года два назад сунулся со всем отрядом в лес… ну, пока до гор дошел, всего-то пара дней неспешного хода, так треть отряда полегло. Этот дурак нашел этиндовскую крепость – голубка с докладом прислал, мол, буду брать штурмом эту кучу камней.
И с тех пор ни слуху о нем, ни духу. Словно и не было ни его, ни сотни отборных солдат империи. Честно сказать, Ларто этому болвану нисколько не сочувствовал – во-первых, виноват сам, нечего было соваться, куда не следует, а во-вторых, прекрасно понимал и этинда – кому ж понравится, когда в твой дом ломятся?
Хорошо еще, что этой зимой мага прислали нового, молодого и, главное, непьющего. Гарнизонный-то, старый хрыч, спился давно до зеленых бесов. Новый пока держался, в рот не брал вина, да и пиво пил умеренно. Интересно, сколько выдержит в этой глуши, да еще когда пойдет жаркое время? Ларто даже об заклад побился с сотником Зараттой, стошнит или нет нового мага, когда он в первый раз побывает в патруле да увидит своими глазами, как трехфутовая стрела прошивает человека насквозь…
Самому Ларто, в общем-то, новый маг был симпатичен, хотя и со странностями. Добренький он какой-то, для армейского колдуна это действительно странность. Ну, да эти закидоны ему простили сразу же, как он заговорил доспехи патруля от стрел и заклятий, Ларто сам убедился, что заговорил хорошо – недавно сопровождали караван, из лесу несколько стрел прилетели – видать, выползли этинда на разведку после зимы.
Ни одна не пробила кольчугу, так, только чуть оцарапали.
Кстати, завтра опять в дозор, а тут привезли коменданту почту. Не к добру – как бы не было приказа идти вычищать территории.
Скрипнула дверь, и в «жральню», как гарнизонные называли между собой помещение столовой, вошел новый маг, высокий юноша в синей мантии поверх военного мундира.
Как говорится – про мага речь, а он навстречь.
—Вин Лартокелорен Санадраш, вы завтра в патруль собираетесь? — почтительно спросил он. Ларто кивнул, указал на стул напротив:
—Садитесь, тэгани Беластокенарин Танадрин, и не надо так официально, терпеть не могу эти великосветские выкрутасы. Гадость какая…
Маг вскинул брови:
—Вам не нравится ваше имя?
Ларто придвинул к нему непочатую кружку.
—На мой взгляд, оно дурацкое. Звать-то меня на самом деле просто Ларто Санадраш, это папашка мой, да не гореть ему в Огне Погибели слишком уж долго, решил, что для моей грядущей карьеры не мешало бы приписать к имени пару-тройку каких-нибудь знаков, дающих удачу и заодно чтоб похоже было на благородных. Ну и приписал…
Маг пригубил пиво:
—И… как?
—Сами видите, тэгани, в какой заднице я сижу. Не помогли знаки, так и ну их к демонам. Тут думаешь, как бы дожить до получки и не словить стрелу куда-нибудь в смертельное место…
—Так не словили же, вин. Значит, удача все-таки есть. Нельзя ее ругать, она может обидеться и вообще пропасть, — улыбнулся маг, протянул руку:
—Так и быть, вин Ларто, только и вы зовите меня Беласом. Честно сказать, эта мода на длинные имена и мне кажется дурацкой. Длинное имя лишь знати к лицу, а нам, простым смертным, ни к чему.
Ларто пожал его руку. Отпил пива и пожаловался:
—Тэгани, а не знаете ли часом, что там нашему коменданту с почтой прислали?
—Не знаю. Вы думаете, вас могут отправить на… как это… на зачистку территории?
—Эти толстые штабные рыла в генеральском шитье – да на раз. Другое дело, пойдем ли мы. У коменданта на это свой взгляд. Один уже на зачистку ходил… до сих пор костей не нашли.
Белас посмотрел в свою кружку, понюхал и поморщился:
—Слышал, да. Только, как я понял, он выбрал неподходящее время, так? Раз этинда зимой отсиживаются в своих замках, то не лучше ли выйти против них зимой? Когда они ничего не ожидают, да и прятаться им негде.
Сотник пожал плечами:
—Если бы все было так просто… эти земли были бы нашими по-настоящему, а не только на карте. Да и потом, делать все с умом надо. Если уж зачищать, так выслать целый полк, не меньше, в авангард, да окопаться лагерем, укрепиться, форт поставить, а там уже можно держать округу, выбивать этинда подальше, за горы, — взглянул на паренька, спросил:
—А что вы, тэгани, вообще об этинда знаете?
Маг, нехотя приложившись к кружке, ответил:
—Да, наверное, то же, что и все, кто живёт далеко от границ. Одни слухи. Нет, я, конечно, прекрасно знаю, что по воздуху они не летают и состоят из плоти и крови, что бы там ни выдумывали авторы романчиков, которыми все зачитываются в столице. Достоверно известно, что некоторые этинда владеют магией, не такой, как мы, но от неё можно защищаться. Вы в этом убедились. Но что касается остального… сплошные слухи и домыслы. Говорят, что они бессмертны, что их нельзя убить. В это я не очень-то верю. Да, они выносливые и живучие, но что убить их нельзя – по-моему, враньё.
—Враньё, — согласился Ларто. — Сам проверял. От хорошего удара мечом или от меткой стрелы этинда умирает точно так же, как все остальные. А что они живучие, как кошки – истинная правда. Однажды от нас пленник ушёл, с тремя тяжелыми ранами. Может, в лесу помер – этого я не знаю. Только я, например, вряд ли смог бы уйти.
В открытую дверь заглянул мальчишка-посыльный.
—Вин Санадраш, тэгани Танадрин, комендант зовёт.
Ларто встал, отпихнув кружку:
—Ну вот. Так я и знал! Провалиться штабным мордам в задницу Биндараши!!! Вот увидите, тэгани, они отправят нас на зачистку.
Маг пожал плечами:
—Может, и не отправят.
Его надежды не оправдались.
Комендант выглядел злым и недовольным.
—Вот, почитайте, — швырнул Ларто распечатанный пакет. Сотник развернул жёлтую бумагу и углубился в чтение причудливой вязи знаков. Сразу видно, что писал какой-то цивильный чинуша – военные пишут не знаками, а скорописью и куда как покороче, без всех этих дурацких красивостей вроде «соблаговолите воспоследовать». Пока Ларто добрался до сути, умаялся, но тут…
—Вин комендант, они что там, в столице, совсем головы с задницами перепутали?! — Ларто от возмущения даже послание уронил, и маг его быстро подхватил. Поскольку вызывали обоих, то он решил, что и ему можно ознакомиться, и углубился в чтение.
Комендант устало ответил:
—Вин Ларто, насчёт голов и задниц командования я не знаю ничего. Но если бы ты дочитал до конца, ты бы узнал, что сюда едет лорд Агрион со своими ловцами. Собственно, уже на подходе. Вот они и будут охотиться на этинда, ваша задача – помощь и поддержка. Так что идите и готовьтесь – завтра вы пойдёте в поход. Вы, тэгани, тоже должны быть в отряде вина Ларто, без мага в лес соваться опасно.
Повернулся к Ларто, вздохнул:
—Поверь, я сам не рад, но что делать-то… Идите, выполняйте.
Ларто опустил руки, как-то сник и тихо сказал:
—Подчиняюсь, вин комендант, — развернулся и вышел. Маг, поклонившись начальнику, последовал за сотником.
Во дворе, перед тем, как идти в казармы и радовать солдат новостью, Ларто сказал магу:
—Идите отдыхайте, тэгани, и захватите завтра с собой побольше магических штучек… деваться некуда, Агрион нас всех может заглотнуть и не подавиться. Он в чести у императора.
—Вин, я не совсем понимаю, — маг нервно потеребил край мантии. — Мы же пограничники…
—Агриону на это, извините, насрать три раза, пограничники мы или кто там ещё. Ему хочется поохотиться, а здесь можно добыть знатный улов. Боги, как бы я хотел служить где-нибудь далеко отсюда, у моря, в какой-нибудь старой провинции, где единственная неприятность – пираты или разбойники, и где никаких этинда и в помине нет…
—Вы боитесь?
Ларто резко повернулся, взглянул магу в глаза:
—Да. И мне за это не стыдно. Я не раз дрался с этинда, и скажу вам – в бою это сущие демоны, быстрые, ловкие, сильные. Издали достают стрелами, вблизи тоже… несладко приходится. Впрочем, завтра сами увидите, если не повезёт.
Солдаты новости тоже не обрадовались, выругались по-чёрному и побрели готовиться к завтрашнему походу. Сам Ларто, злой и мрачный, ушёл к себе.
Долго размышлял над бутылкой эоверского красного, но потом махнул рукой и разложил на кровати оружие, чтобы осмотреть и привести в порядок, если требуется. После этого вызвал мальчишку-посыльного и велел ему отнести бутылку и записку в посёлок и немедленно возвращаться с ответом.
Мальчик вернулся не слишком быстро. Ларто успел разобрать, собрать и смазать арбалет, не особенно торопясь.
Когда мальчишка вошёл, сотник, не глядя на него, угрюмо спросил:
—Ну?
Посыльный переступил с ноги на ногу, потупив глаза.
—Ну? — Ларто и без того был раздражён, а поведение мальчишки его злило ещё и потому, что он догадывался о том, какой ответ ему принесли.
—Вин… Вам лучше пойти самому…
—Мать его так и растак. Вино он хоть взял?
—Да, вин. И половину выпил.
—А до этого он тебе что сказал?
—Сказал, чтобы я подождал…
—Болван, — Ларто еле сдержался, чтобы не двинуть пацана в зубы. — Проваливай с глаз.
Придется идти самому… это времени сколько займёт, а завтра спозаранку выступать в поход. Но делать нечего.
Солнце стояло ещё довольно высоко, когда Ларто покинул крепость и вышел в городишко.
На больших картах Империи Киннелдилас сие место именовалось цветисто и высокопарно – Кинлеронинэ-Рэйкарин-Сингалтонэн, то есть Пресветлые Очи Великого Императора, и записывалось аж двенадцатью знаками высокого письма. В обиходном же употреблении использовалось название Кинрэй, что значило просто Точка Обзора и на армейских картах писалось скорописью. Ларто сильно подозревал, что длиннющее название употреблялось исключительно в особо торжественных случаях. И ему было бы очень любопытно посмотреть на того придворного блюдолиза, который так пышно обозвал занюханный приграничный фортик на свежезавоёванных землях. Тьфу. Было б чего называть…
Форт представлял собой кольцо земляного вала, рва и бревенчатых стен с несколькими наблюдательными башнями. Внутри помещались четыре бревенчатых же казармы, дом коменданта и старших офицеров, он же внутренний форт, лазарет, столовая, сортиры, конюшни и склады. А также маленький погреб-поруб, выполняющий роль то тюрьмы, то гауптвахты, то мертвецкой – в зависимости от насущной надобности.
Вокруг форта Кинрэй, поставленного для охраны торгового пути, быстро вырос городок. Само собой, что называть его стали так же, как и форт, а поскольку статуса города этому поселению никто не давал, то главным здесь по-прежнему оставался комендант крепости, и городок числился военным поселением, что не очень соответствовало действительности. Жили здесь лесорубы, охотники за пушниной, бортники и пастухи, гонявшие стада по богатой травами степи по ту сторону реки, где были почти безопасные земли. В городишке имелось всё, что нужно для полноценной жизни: корчма, постоялый двор, весёлый дом и храм, а также лавочка, торгующая совершенно всем подряд – от хлеба и пелёнок до гробов и слабительного.
На памяти Ларто Кинрэй несколько раз подвергался набегам этинда, но сжечь им его так и не удалось. Все жители умели обращаться с оружием, а дома с высокими стенами и узкими окнами в случае надобности запросто могли превратиться в маленькие крепости. И в каждом доме хранился хороший запас стрел, дротиков и арбалетных болтов. Как во всяком приграничном городке, люди здесь могли неплохо постоять за себя.
Словом, всё как положено. Жить здесь было опасно, но, несмотря на это, невыносимо скучно. Любимым развлечением здешних пастухов, охотников и лесорубов были драки в корчме, а приезд в городок бродячих актёров считался настоящим праздником, и на их представления сбегался весь городок и половина гарнизона заодно. Когда бродячие актёры приезжали в прошлый раз, то на площади сосредоточилось всё население городка – принесли даже старого парализованного деда.
А в остальное время (то есть, можно сказать, почти всегда) здесь властвовала скука.
Ларто пошёл по главной улице, ведущей от ворот форта к таможенной заставе на тракте. Навстречу попался священник с реликварием в руках – видать, кто-то готовился отойти в иной мир. Наверное, старому Шанкосу, который слёг ещё зимой, но всё никак не мог помереть, к огорчению наследников, пришло наконец время. Ларто поклонился священнику и получил благословение.
Потом пришлось обойти пьянючего в дым и хлам лесоруба, развалившегося у крыльца корчмы в обнимку с огромной пёстрой свиньёй. Наконец, сотник добрался до нужного дома, невысокого, с провисшей камышовой крышей и замшелыми углами. Постучал. Потом постучал снова, но уже ногой.
Из окошка соседней лавочки выглянул тощий старик с длинным носом:
—Вин Санадраш, добрый вечер.
—Вечер добрый. А где этот… сукин сын?
—Полчаса назад ушёл к девкам. Скоро вернётся.
—С чего вы взяли? — Ларто присел на прогнившее крыльцо запертого дома.
—А у него почти денег нет, — охотно поделился сведениями старичок. — Ещё вчера заходил, взаймы просил. Я дал десятку. Вот прогуляет её – и придёт.
—Десятку чего? —мрачно поинтересовался сотник.
Старичок охотно ответил:
—Ну, я-то не богатей какой. Дал ему десять китрэс.
Ларто призадумался. С одной стороны – десять китрэс не столь большие деньги, чтобы сидеть в весёлом доме до утра, с другой – и ждать неохота.
Сотник встал и направился к весёлому дому. Придется выковыривать оттуда этого засранца...
Выковыривать, однако, не пришлось – едва Ларто подошёл к заведению, как двери распахнулись, и на улицу кубарем вылетел тот, кого он, собственно, и искал. Мамаша Дорика, грязно ругаясь, грозила с крыльца кулаком:
—Чтоб не смел являться сюда, мерзавец!!! Да ещё без денег, зараза косорылая!!! Собак спущу!!! Ишь чего захотел – Лиенику за десятку китрэс!!! Пшёл вон!!!
Ларто подошёл ближе, хозяйка увидела его и поспешила укрыться в глубине дома.
«Мерзавец», сплёвывая пыль, поднялся и стал отряхивать куртку и штаны.
—Что опять не поделили? — поинтересовался сотник. «Мерзавец» повернулся к нему, махнул рукой:
—Пришёл-таки… какого беса ты пришёл? Я же пацану сказал – ухожу завтра в лес, некогда мне с вами в патрулях разъезжать, сейчас самое время. Потом ваш же маг будет ко мне за травами приходить…
Ларто пожал плечами:
—Так-то оно так, но ведь у тебя денег нет. А мы всегда платим. За травы ты ещё неизвестно когда получишь, а я тебе завтра утром задаток дам. Двадцать серебром, как водится.
«Мерзавец» наконец отряхнулся, посмотрел на Ларто.
Он был худой и высокий, выше сотника на голову, хотя вин Санадраш совсем не числился среди коротышек.
—Диланто, так как?
Диланто плюнул:
—Да бесы с тобой, раз пришёл… пошли ко мне, поговорим, а там видно будет.
И они пошли к покосившемуся домишке. Старик-лавочник, завидев их, высунулся в окошко чуть не по пояс, но Диланто даже не удостоил его взглядом. Отпер дверь, жестом предложил сотнику войти.
Ларто сел за стол и наблюдал за хозяином, пока тот раздувал лампу и открывал бутылку.
Диланто, помимо высокого роста и худобы, отличался очень светлой кожей, даже загар его брал плохо – к концу лета он становился не смуглым, как все, кому приходилось работать на свежем воздухе, а лишь золотистым. Это и резкие, угловатые черты узкого лица, уши и разрез глаз выдавали в нём метиса. Диланто был наполовину этинда, все об этом знали, некоторые относились с предубеждением, но большинству было всё равно, какой он крови – здесь, на рубежах, на многие вещи люди смотрят куда как проще и предков редко ставят в укор.
Сам Диланто не любил, когда его называли этинда, да и вообще, этих своих сородичей не жаловал, и о своём происхождении не распространялся. Нелюдимый и мрачный, он неохотно обзаводился друзьями, но таковы были все те, кто имел дело с лесом. Диланто промышлял добычей редких лекарственных и магических трав, уходя за ними в такие дебри, куда остальные сборщики соваться не рисковали ни за какие барыши. Зарабатывал он на жизнь также охотой и иногда оказывал услуги следопыта военным патрулям, но лишь по дружбе и только для Ларто, наверне, потому, что тот был единственным из офицеров, кто считал его ровней себе, а не грязным метисом или того хуже, этинда. На вопрос, почему, сотник как-то ответил, что жители Санадры и сами не могут похвастаться чистотой лотарской крови, так ему ли, санадрийскому горцу, кому-то пенять происхождением?
Бутыль, давеча принесенная посыльным, была раскупорена и полна до половины, и Диланто налил вино в две кружки.
—Ну, что там такое стряслось, что я понадобился?
Сотник посмаковал вино, потом только ответил:
—Нас посылают на разведку. Задача – узнать, нет ли в лесах больших отрядов этинда, если есть – всполошить и попугать. Завтра сюда явится граф Агрион, ловить рабов. Нам велено помочь ему. Поработать загонщиками.
—Для этого стервятника вы будете всю чёрную работу делать? — Диланто воспринял новость довольно спокойно, Ларто даже удивился.
—Да вот, как видишь, придётся. Между нами говоря – я бы очень хотел, чтобы ему когда-нибудь вогнали между глаз хорошую такую этиндовскую стрелу. Трёхфутовую, с пиленым наконечником…
—Что ж так? — полуэтинда прищурился и пристально взглянул на сотника.
—Ты будто не знаешь, — Ларто поморщился. — Мы – солдаты, мы дерёмся с этинда, и имеем много причин их не любить, но мы дерёмся с ними в честном бою, без нужды не убиваем и в рабство никого не продаём. А этот говнюк хочет, чтобы для него загнали дичь и дали без помех покуражиться. И девчонок нахватать. Этиндовские рабыни в столице в большой цене… Знаешь, Диланто, я не могу тебя просить поехать завтра с нами, просто, если поведёшь нас ты, я потеряю меньше солдат, у меня ж полсотни – это зелёные новобранцы… жалко ребят. Агрион пусть творит что хочет, но я-то сделаю всё, чтобы мои люди вернулись живыми с этой идиотской охоты.
Метис допил своё вино, сполоснул кружку, поставил её на полочку и только тогда спросил:
— Не пойму, чего ты хочешь от меня-то. Если ты боишься подставить своих солдат под стрелы, я тебе могу помочь только одним – провести по лесу так, чтобы не нарваться. Но как же тогда рейд?
—А вот так. Пусть Агрион сам отдувается, — сердито махнул рукой Ларто. — Наша задача – собственно, сам рейд, если придётся драться – что ж, будем драться, но лезть на рожон ради веселья этого урода я не собираюсь. Скажу тебе честно – комендант сам недоволен этим делом. Он мне намекнул, чтобы я поступал как сочту нужным. То есть, если завтра Агрион захочет пойти к горам искать этиндовские логова, то пусть идет и ищет сам. Он не может нам приказывать, хотя если я так сделаю, ослушаюсь его, то меня запросто могут попереть из сотников в десятники… Эта зараза в большом фаворе у императора…
Диландо пожал плечами:
—Ну хорошо. Завтра я к вам приду. Хоть и не нравится мне всё это.
—Да и мне оно нравится не больше, чем тебе… — Ларто повертел в руке бутылку и опрокинул, ловя губами винные капли.
________________________
Рассвет следующего дня застал Лартов отряд уже готовым к рейду. Сотник отобрал три десятка самых опытных бойцов. Солдаты выступали пешими, ведь по лесу верхом не разъездишься. У каждого за спиной, помимо колчана, висел мешок с припасом на несколько дней. Пятеро несли свернутые палатки.
Маг тоже надел походную солдатскую форму и пятнистый маскировочный плащ вместо мантии. За спиной у него, как и у солдат, висел дорожный мешок, и только посох и длинные волосы выдавали в нём мага. Ларто подошёл к нему:
—Тэгани, сколько вам времени обычно нужно для заклятий и всего такого?
—Смотря каких заклятий, вин… простые работают быстро, сложные плетутся до десяти-пятнадцати мгновений, — Белас шевельнул пальцами:
—На боевые времени уходит меньше, чем на защитные.
—Тогда пойдете рядом со мной и вот этими двумя ребятами. Они – лучшие бойцы и вас прикроют, пока вы колдуете.
Маг улыбнулся:
—Надеюсь, в этом не будет необходимости. Самые ходовые заклинания я уже сплёл и держу наготове.
Приехавший ночью со своими двадцатью ловцами Агрион тоже выполз во двор. Все они были рослые и здоровенные, наверное, и вправду, как говорили, их набирали из гвардейцев, изгнанных из гвардии за всякие нехорошие дела. Лартовы ребята косились на них с неприязнью, вспоминая, как зимой целый месяц хлебали вонючую солонину с бобами и червивую перловку, потому что обоз с провиантом граф Агрион, в то время решивший наведаться в эти края, перехватил для своей команды.
Ларто, скрипнув зубами, поклонился подошедшему графу:
—Ваше сиятельство, мы рады видеть вас, — а про себя подумал: «Чтоб ты треснул». — Мы выступаем сейчас, и я настоятельно вас прошу следовать нашим указаниям, здесь очень небезопасные места.
Мордатый граф хмыкнул:
—Для меня небезопасных мест не бывает, сотник. Это всего лишь очередной лес, в котором шалит этиндовская мерзость.
Он отошёл и взгромоздился на невысокого крепкого конька. Ларто пожал плечами и повёл отряд на выход.
За воротами к ним присоединился Диланто. Маг с недоумением посмотрел на него, но ничего не сказал. Ларто сразу подвёл Диланто к Агриону:
—Ваше сиятельство, это наш проводник, он хорошо знает лес. Мы будем следовать его указаниям.
—Мда? Мне не нужен проводник, тем более грязный метис, — граф с истинно аристократическим презрением оглядел тощего парня. Ларто склонил голову, пряча ухмылку:
—Но нам-то нужен. Если вы не желаете пользоваться его услугами, можете не пользоваться, но я не стану от них отказываться.
Граф прищурился:
—Ты слишком много себе позволяешь, сотник.
—Ваше сиятельство, я позволяю себе ровно столько, сколько по должности положено, — и Ларто поклонился. Граф несколько мгновений смотрел на него, раздумывая, видимо, что бы такое сказать, но всё же промолчал и отъехал к своим людям.
Вернувшись на своё место во главе колонны, Ларто сказал проводнику:
—Видишь теперь, что это за куча дерьма?
—Вижу, — мрачно ответил тот. Маг все приглядывался к нему и наконец не выдержал:
—Простите, э-э…
—Диланто, —бросил проводник, на ходу проверяя, как затянуты ремни снаряжения, легко ли ходит в ножнах этиндовский танкан и удобно ли пристёгнут колчан.
—Вин Диланто, вы… простите мне моё любопытство, но вы…
—Я метис, — окатив мага холодным презрительным взглядом, ответил Диланто. — Но это ничего не значит. По крайней мере, для меня. Больше вопросов нет?
Маг покачал головой, и Диланто отвернулся.
Лес встретил их настороженно и неприязненно, солдаты шли с опаской, но Диланто уверенно шагал впереди и был совершенно спокоен. И лишь через семь часов, когда они дошли до совсем незнакомых Ларто мест, Диланто сделал знак остановиться и сказал сотнику:
—Отсюда начинаются опасные места. Я уверен, что здесь поблизости этинда. Они пока довольно далеко и только наблюдают за нами, но если мы сунемся за тот ручей, может прийтись туго.
Подъехал Агрион:
—Чего остановились?
—Ваше сиятельство, ждём ваших распоряжений, — как можно маслянее сказал Ларто. Граф хмыкнул:
—Тогда вперёд. Я планирую пройти к вечеру до подножия гор и начать осаду посёлка. Там же есть посёлки?
—Есть,— коротко ответил проводник и, развернувшись, зашагал вперёд. Граф вернулся к своему отряду.
—Диланто, ты ему не соврал? — шепотом спросил сотник у метиса.
—Нет, Ларто. Но нам какое дело, ты же сам не хочешь в этом участвовать?
—Как сказать… у этой сволочи крепкие связи наверху, поэтому совсем уж просто так развернуться и уйти я не могу, но… мне очень не по вкусу то, чем занимается Агрион. Да я тебе уже говорил. Ты, может, слыхал, что он прошлой весной привёз с такой охоты двух этинда, мужчину и девушку?
—Слыхал. Об этом все слыхали, — кивнул головой Диланто. — Мужчину он отправил на арену, а девушку подарил императору.
Подошел маг, до этого с любопытством слушавший разговор.
—Вин Ларто, вин Диланто, извините, я слышал, о чём вы говорили.
—Я особо и не скрывал, — поморщился Ларто. — Не думаю, тэгани Белас, что вы испытываете тёплые чувства к этому мешку навоза с графским титулом.
—Вовсе не испытываю, — согласился Белас. Погладил навершие посоха и добавил:
—И на то есть причины. Личные. Скажем так… я не люблю выскочек и наглецов. Так вот, я слышал, о чём вы говорили. Да, Агрион прошлой весной на праздник Трёх богов подарил императору наложницу-этинда, а на арену выставил её отца. Ну и вышло… нехорошо. Этинда сумел победить своих противников, каким-то непонятным образом запрыгнул в императорскую ложу и убил всех, кто там был, охрана даже моргнуть не успела. Ходят слухи, — маг зашептал совсем тихо, так, что его услышали только сотник и Диланто:
—Ходят слухи, что Агрион сделал это по сговору с наследником престола… и что на этинда были наложены заклятия, придающие скорость и силу.
—А вы сами в это верите? — Ларто тоже такое слышал, но мало ли какие слухи ходят, что, всё на веру принимать?
—Думаю, это похоже на правду, — сказал маг. — Иначе придётся поверить в то, что этинда умеют летать.
—Не умеют, — коротко ответил Диланто, и маг кивнул:
—Вот именно.
Между тем отряд достиг обширной лесной поляны, посреди которой торчали стоячие белые камни – кладбище этинда.
В этот же момент вылетела из чащи первая стрела, ударилась о шлем Ларто. Мгновенно солдаты построились в боевой порядок, натянули луки. Град стрел из-за деревьев посыпался на них, и они выстрелили в ответ.
Пока что заговоренные магом доспехи держали, раненых не было, во всяком случае у Ларто. Что у Агриона, он не знал и сейчас знать не хотел.
Белас стукнул посохом о землю, поднял его и крутанул над головой. Визгливый звук словно хлестнул по деревьям. Стрельба прекратилась.
—Что вы сделали?
—У них лопнули тетивы и сломались стрелы, — Белас шевельнул пальцами, — у нас есть минут десять в запасе.
Ловцы Агриона неожиданно выскочили на поляну и бросились к деревьям. Послышалось лязганье оружия, крики. Через несколько минут агрионцы вернулись на поляну, обтирая травой окровавленные клинки. Граф довольно усмехался.
—Сотник, что-то вы плохо воюете, хоть и с магом.
—Мы делаем своё дело, — огрызнулся Ларто. — А вы — своё.
—Верно. И своё мы делаем лучше, — расплылся в ухмылке помощник графа, судя по всему – его офицер. — Мы взяли пленного для допроса. Желаете присутствовать?
Ларто и Диланто переглянулись, потом сотник сказал:
—Да. И господин маг тоже.
Белас поморщился:
—Только не ждите от меня, что я его буду пытать. Устав нашей Лиги запрещает подобные вещи.
—Не переживай, колдун, тебя никто не просит об этом, — хохотнул помощник графа.
На поляну выволокли раненого пленника и привязали к одному из стоячих камней.
Маг с любопытством и жалостью рассматривал его, украдкой сравнивая внешность пленного с Диланто.
Они оба были высокими, худыми и очень светлокожими, но такими были все этинда, насколько можно судить по тому, что Белас знал о них. Резкие угловатые лица с высокими скулами, узкие подбородки – по привычным в империи канонам некрасивые лица. Длинные светлые волосы пленника заплетены в несколько кос, украшенных бусинами и пестрыми перьями. У Диланто просто связаны в хвост на затылке. Одеты оба похоже: кожаная куртка, крашеная в коричневые и зеленые цвета, такие же штаны из плотной ткани, только обувь разная – у Диланто армейские высокие ботинки, а у пленника – мягкие туфли на завязках вокруг щиколоток.
Помощник графа, человек с явно палаческими замашками, с оттяжкой протянул этинда плетью по лицу:
—Говори, сучий сын, сколько вас и где ваше логово?
Пленник открыл глаза, мутные от боли и потери крови, и усмехнулся.
Палач ударил его ещё раз, но пленник молчал, даже не вскрикнул. Тогда допросчик достал из-за голенища широкий охотничий нож, показал его этинда и сказал:
—Я срежу с тебя шкуру полосами, если не начнёшь говорить.
Молчание. Граф, зевнув, велел:
—Ну что, Нартэс, тогда режь. Не скажет – поймаем ещё одного.
Палач содрал с этинда куртку и разорвал на нём рубашку. Примерился, выбирая, откуда начинать… Широкий нож поддел светлую кожу…
Маг, всё время неотрывно глядевший в глаза пленника, вцепился в посох так, что побелели пальцы.
А потом сложил пальцами другой руки какой-то знак.
Пленник вскрикнул и обмяк.
Все повернулись к магу:
—Какого хрена? — взревел палач. Маг чуть наклонил в его сторону посох:
—Я не позволю никого пытать в моём присутствии.
—Да ты, щенок, да я тебе…
Полыхнуло, палач, взвыв, упал на траву, зажимая щеку. Маг холодно сказал, обращаясь к графу:
—Я – член Лиги Талмандис, наш устав запрещает пытки и разрешает нам защищать тех, кто им подвергается. Даже этинда.
—Мальчишка, да я тебя вместе с твоей лигой поимею так, что… — прошипел граф, но маг поднял руку:
—Попробуйте. Только сначала подумайте хорошо.
Граф плюнул и отвернулся от мага. Крикнул своим:
—Готовься выступать. Ищем логово этих тварей, — затем Ларто:
—Собирайте своих людей, сотник. Нечего здесь торчать.
—Прошу прощения, граф, — несколько издевательски поклонился Ларто. — Что вы задумали?
—Логово этинда должно быть неподалеку, судя по тому, что мы наткнулись на их дозор. Я хочу сделать то, что вы никак не можете – выбить их отсюда к демонам за горы.
—Выбивайте, — согласился Ларто. — Но без моих людей.
—Да как ты смеешь, ты, армейское дерьмо?! — аж задохнулся от возмущения граф. Ларто усмехнулся, чувствуя справа твёрдое плечо Диланто, слева – размеренное дыхание мага, а за собой – одобрительный гул голосов своих людей.
—Да вот смею, как видите. Вы мне не начальник, вы даже не офицер. По уставу, подписанному его императорским величеством, я не имею права подчиняться ничьим приказам, кроме приказов старших по рангу офицеров армии его императорского величества. Более того, я имею право арестовать того, кто пытается приказывать мне, не имея на то полномочий. Но я буду милостив и отпущу вас. Идите, ищите этинда, а мы вернёмся к патрулированию, что нам и положено делать.
Агрион оглянулся. За ним стояло восемнадцать его вояк (двое были убиты в стычке с этиндовским дозором). За сотником – тридцать опытных солдат, да ещё маг и проводник в придачу.
—Вот так-то, ваше сиятельство. Удачной охоты, — Ларто развернулся. Белас стукнул посохом, и отряд Ларто накрыла голубоватая мгла щита. Маг не доверял благородству графа и неприкрыто это показал.
Через час быстрого марша по лесу Белас сказал:
—Вин, вы его очень сильно разозлили. Вам это может выйти боком.
—Вы тоже его разозлили, — Ларто пришёл в хорошее расположение духа.
—Мне не страшно, я под защитой Лиги. А вот для вас… чревато последствиями.
—Не думаю, — отмахнулся сотник. — Он попрётся искать на свою задницу приключений, и он их найдет, зуб дать могу. Мы больше не увидим графа Агриона… Во всяком случае, я на это очень надеюсь. А сейчас нам бы надо найти место для лагеря – скоро вечер.
Диланто махнул рукой вправо:
—Вон там есть хорошая полянка, очень удобная.
Действительно, поляна подходила для лагеря лучше некуда: с одной стороны речка, с другой – густой лес. Солдаты принялись живо разбивать палатки, раскладывать костерок. Белас обошёл поляну, прочертив посохом широкий круг. Подошёл к Ларто:
—Я использовал заклинание невидимости. Нас никто не сможет здесь обнаружить.
—А что они увидят? —поинтересовался сотник. Маг улыбнулся, вышел за пределы круга:
—А посмотрите сами.
Ларто тоже вышел.
Лагерь пропал, как будто и не было. Поляна оказалась заросшей молодыми тростниками. Звуки лагеря тоже исчезли.
—Вот это настоящая магия, — он пожал руку магу.
Ночь прошла спокойно, и утром двинулись в путь. Ларто решил сделать крюк, чтобы охватить весь участок патрулирования. Это заняло лишних четыре часа, и к городку они вышли только к вечеру.
И первое, что увидели – дым над таможенной заставой у дороги. По улицам туда-сюда перебегали высокие фигурки, осыпая стрелами дома, из узких окошек которых тоже вылетали камни, стрелы и арбалетные болты.
—Мать моя женщина, этинда напали на Кинрэй! — воскликнул Ларто. Обернулся к отряду:
—Оружие готовь! За мной!
И обнажил саблю. Белас поудобнее перехватил посох, Диланто выхватил из колчана четыре стрелы, одну наложил на лук, вторую зажал мизинцем, две другие – в зубы.
Им удалось прорваться через выставленный этинда кордон на таможенной заставе: троих убрал Диланто ещё на подходе, двоих снесло заклинанием, и при этом только одного солдата Ларто достала стрела, и то в плечо. Старый вояка обломил её и перебросил саблю в левую руку, а в рот сунул орешек толу, чтобы не чувствовать боли.
В городке пришлось сложнее – этинда выскакивали чуть ли не из-за каждого угла, стрелы сыпались со всех сторон. Свои стрелы и болты у Лартовых лучников и арбалетчиков уже закончились, подбирать чужие было некогда, пришлось взяться за сабли. Диланто уже давно расстрелял весь колчан и теперь хладнокровно орудовал кинжалом и танканом, мечом, похожим на тесак с длинной рукояткой.
Приходилось туго – этинда дрались как загнанные волки, из тридцати человек у Ларто через полчаса осталась на ногах половина. Белас растратил уже все заготовленные заклятия, и его приходилось закрывать, пока он плёл новые. Это взял на себя Диланто – он, казалось, ещё не устал, и даже не был ранен, тогда как у каждого имелось по одной – две неопасных, но неприятных раны.
Перед Ларто из дверей дымящейся корчмы выскочил длиннющий этинда и кинулся на него, размахивая танканом, словно косой. Сотник и сам не понял, как, но он успел поднырнуть под страшный тесак и резануть саблей по ногам этинда. Тот споткнулся, на секунду замешкался, и его настиг посох мага.
Этинда рухнул и растянулся во весь свой немаленький рост. Белас вытер пот со лба, улыбнулся Ларто, перемазанному своей и чужой кровью.
—У меня уже все заклятия кончились, а на новые сил не хватает. Пришлось вспомнить боевые навыки.
—Хоть бы комендант додумался вылазку сделать…— Ларто развернулся, отбил танкан, Белас перехватил посох, как заправский боец на шестах, и тоже бросился в бой. Неподалёку с тремя противниками рубился Диланто. На его щеке алела нитка пореза, правое бедро тоже было в крови, но движения метиса не потеряли четкости и уверенности. Этинда, пытавшиеся разбить ворота форта, частично перевели своё внимание на солдат Ларто, и двое, явно маги, оставив ворота, начали делать какие-то подозрительные движения руками.
—Колдуют, вин, — крикнул Белас. —Отходите в сторону!
И тут затрубил рожок, открылись ворота форта и вырвался отряд всадников в тяжёлых доспехах. Они размели атакующих, сбили с ног и растоптали магов, прорвали ряды осаждающих. За всадниками из форта вышли пехотинцы. Солдаты Ларто, увидев подмогу, радостно заорали имперский боевой клич и с новыми силами кинулись в бой.
Этинда, видимо, поняв, что ещё немного – и они окажутся меж двух огней, стали отступать.
Их преследовали до границ леса, но кто хотел уйти – тому дали уйти.
__________________
Наутро Ларто, Беласа и Диланто вызвал комендант.
—Вин Лартокелорен Санадраш, потрудитесь объяснить, каким образом вы так вовремя оказались в городе, если вы должны были участвовать в рейде графа Агриона? — спросил он равнодушно, и непонятно было, как он сам относится ко всему этому.
—Вин комендант… — Ларто помялся, не зная, что же сказать, потом решил, что лучше сказать правду. — Вин комендант… вы же не хуже меня знаете, какое дерьмо этот Агрион. Подчиняться ему – противно чести офицера.
—Значит, если я напишу в рапорте, что его сиятельство пытался отдавать вам приказы, не имея на это права, и к тому же идущие против армейского устава, я не погрешу против истины? — комендант потянулся к чернильнице, и только сейчас Ларто заметил, что перед начальником лежит исписанный до середины лист. Он приободрился:
—Именно так всё и было, вин комендант!
—Продолжайте, — перо забегало по бумаге, и сотник увидел, что губы коменданта подрагивают, словно вот-вот расплывутся в улыбке. Настроение совсем исправилось, и он продолжил:
—Я решил, что честь офицера армии его императорского величества не позволяет мне участвовать в охоте за рабами, тем более под командованием лица, не являющегося офицером армии его императорского величества. Как о том и говорится в уставе, вин.
—Отлично, — комендант, хитро щурясь, повернулся к магу:
—А что вы скажете, тэгани Беластокенарин Танадрин?
—Я – член Лиги Талмандис, и я не могу участвовать в пытках или наблюдать за ними, — Белас поморщился, тронув руку на перевязи, поправил её и добавил:
—Я по нашему уставу имел полное право препятствовать этому, вин комендант.
—Тоже замечательно. Теперь вы, господин Диланто.
Метис холодно взглянул на коменданта и удивился: тот улыбался самым искренним образом.
—За помощь в отражении нападения на город я хочу предложить вам принять денежную награду. И к тому же распорядился приписать вас к числу жителей военного поселения Кинрэй.
—Вин, но это же значит, что я получаю имперское гражданство, — удивился Диланто. — Я же полукровка, метис.
—Ну и что? — усмехнулся комендант. — Вы защищали город, в котором живёте, это важнее. И поверьте, здесь, на границах, такие мелочи, как чистота крови, волнуют людей гораздо меньше, чем где бы то ни было. Здесь важно, можно ли к человеку спокойно повернуться спиной в бою. Судя по всему, к вам – можно.
Диланто, всё ещё несколько ошарашенный, поклонился. Комендант придвинул к нему тяжёленький мешочек:
—А вот и награда.
—Благодарю.
Маг подал голос:
—Вин комендант, а что мы будем делать, когда сюда заявится Агрион?
—Вы так уверены, что он выберется из леса? — вскинул брови комендант.
—Всем известно, что дерьмо не тонет, вин, — Ларто потёр подбородок, и решительно сказал:
—Если он вернется и заявит какие-то… претензии, я его вызову на дуэль.
—Но почему? Он так оскорбил вас?
Ларто устало покачал головой:
—Просто он – вонючая куча ослиного навоза, хотя и граф. Вы это прекрасно понимаете. И я с удовольствием разделаю его на жаркое. Как офицер императорской армии, я имею право вызвать любого дворянина. В задницу к Биндараши, я сам санадрийский дворянин, мать его так…
—Ладно, вызывайте, но если он вас убьёт, пеняйте на себя, — и комендант погрузился в бумаги.
Троица вышла во двор. Диланто вдруг засмеялся, подкинул на ладони мешочек:
—Оп-па, я и не думал, что гражданство получить такое плёвое дело! Всего-то порезал с десяток родственничков…
—Родственничков? — Ларто присел на крыльцо. Диланто, уже без всякого смеха, даже с горечью, сказал:
—Этинда, которые напали на город, были из клана моей матери. Ты заметил, у них на одежде желтая вышивка, я их по ней и узнал… У них страшенный задвиг на мести империи. Куда побольше задвиг, чем у всех прочих этинда. Как интересно, правда? Сначала они изгоняют прочь девушку, которая посмела полюбить чужака и понести от него, потом крадут её ребенка, убивая её при этом, а потом растят этого ребенка, чтобы сделать убийцей, а неблагодарный выродок сбегает к своему отцу и отрекается от своих родичей по матери… А потом помогает их убивать и нисколько не сожалеет об этом.
Диланто замолчал, махнул рукой и пошел к воротам. Ларто и Белас переглянулись, маг даже двинулся было за ним, но сотник его удержал:
— Оставь, он сейчас очень злой. Пусть развеется.
—Вин, а… вы что, в самом деле решили вызвать Агриона, если он вернётся?
—Я же сказал, я… — Ларто не договорил: распахнулись ворота, Диланто еле успел отскочить в сторону, и во внутренний двор форта ворвался граф Агрион с остатками своего отряда в количестве пяти человек.
Сотник присвистнул:
—Нет, тэгани, вы видите? Точно люди говорят: вспомнил дерьмо – а вот и оно.
Маг прыснул в кулак, словно школьник.
Спрыгнув со взмыленной лошадки, граф помчался к крыльцу офицерского дома, грязно ругаясь и грозя гневом императора.
Ларто ухмыльнулся, встал и загородил дверь:
—О, граф, мы уж и не чаяли вас увидеть. Как прошла прогулочка по лесу?
—Гадёныш, санадрийский ублюдок! Ты, дерьмо собачье, бросил нас в этом грёбаном лесу… — багровый от злости Агрион хватанулся за рукоять сабли, его молодчики тоже потянулись к оружию, но их моментально окружили солдаты Ларто.
Сотник ухмыльнулся еще шире. Наверху открылось окно комендантского кабинета. Но комендант пока только наблюдал, ничего не говоря. И, видимо, говорить не собирался.
—Вы оскорбили меня, ваше сиятельство, — Ларто был сама вежливость. — Вы знаете, по уставу я даже имею право за это вызвать вас на поединок.
—Ты?! Меня?! Я – граф, потомок древних родов, а ты кто такой? Санадрийский дворянин, говоришь? Козий пастух!!!— от изумления Агрион даже вновь обрёл аристократическую бледность. Ларто потянулся, нарочито и издевательски размял плечи, сжал и разжал кулаки, словно пробуя, не застыли ли мышцы:
—Я – офицер императорской армии, если вам не по вкусу моё санадрийское дворянство. Так что, граф, деваться вам некуда, я вас вызвал. Прошу – выбор у нас невелик. Либо сабля, либо лук.
—Лук – оружие трусов! — Агрион выдернул из ножен саблю, но Ларто, к которому как раз подошёл вернувшийся от ворот Диланто, засмеялся:
—А вы и есть трус, трусливее я ещё не встречал создания. Дайте ему кто-нибудь лук и стрелы.
Один из спутников Агриона снял с плеча свой лук и колчан и протянул своему предводителю. Диланто задумчиво проверил тетиву на своем этиндовском луке, быстро просмотрел стрелы в колчане и передал их Ларто.
—Желаю удачи, — и отошёл вместе с Беласом в сторону. Вокруг дуэлянтов быстро образовалось свободное пространство. Десятник Заратта, взявший на себя обязанность распорядителя, отмерил расстояние между противниками в сто шагов, отошёл в сторону и поднял руку:
—Стреляете на счёт «три», и да хранят вас боги. Раз…
Ларто вскинул лук, наложил длинную стрелу с пёстрым оперением. Ещё две стрелы воткнул в землю рядом.
Агрион сделал то же самое. Хоть он и говорил, что лук – оружие труса, по его стойке было видно, что пользоваться он им умеет.
—Два…
Сотник оттянул тетиву. Этиндовский лук был тугой и непривычно жёсткий.
—Три!
Ларто разжал пальцы, пригнулся, но не успел… над головой пропела стрела, ударило болью и кровь залила глаза – подлец Агрион спустил тетиву до того, как прозвучало «Три!».
«Странно, я ещё не умер? Наверное, просто зацепило кожу» — мелькнула мысль. Ларто отёр кровь, быстро выдернул из земли вторую стрелу. Но в этом уже не было нужды – Агрион лежал, распластавшись, на спине, а между глаз у него торчала длинная стрела с пёстрыми фазаньими перьями…
—Браво. Какой замечательный выстрел, — раздался сверху голос коменданта. — Вин Лартокелорен, пожалуй, я приставлю вас к повышению. Вам давно пора командовать полутысячей.
—Благодарю, вин комендант, — ошарашенный Ларто не мог оторвать взгляда от стрелы в башке Агриона.
—А этих бандитов – в карцер, — велел комендант, и уцелевших «охотников» Агриона, разоружив, повели в поруб. Туда же оттащили и труп графа.
Выходя из лазарета с перевязанной головой, Ларто подумал: «Какого беса я не подал прошение о переводе куда-нибудь в приморскую глушь? Теперь не примут из-за этого ублюдка… придётся трубить здесь ещё год. А ведь комендант явно моими руками Агриона убрал… Впрочем, какая разница? Агрион сволочь, а мне все равно теперь деваться некуда… и прошение не примут…»
Увидев ухмыляющиеся лица товарищей, Ларто переменил мнение: «Ну его к бесам, это прошение… Мне и тут неплохо! Где я ещё найду таких замечательных ребят и такую насыщенную жизнь?»
среда, 11 февраля 2009
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
Оформитель
Дракон получился просто превосходный. С
бронзовой чешуей, с алыми крыльями и впечатляющими
рогами. Ну, совсем как настоящий! Я аккуратно
поставил фигурку на полочку – пусть обсохнет лак.
Оглядел стол. Так, вроде все закончил. Все готово,
можно отдавать Натану. Вот бы посмотреть на все
вместе. Он заказал у меня в общей сложности уже около
трехсот фигурок, самых разнообразных. Были там и
макеты крепостей – целых три, и замок, и домики. А
однажды я сделал двадцать одинаковых фигурок коров…
Как всегда, Натан строил макет места, где происходило
действие его очередного романа. Я делал для него уже
третью партию – значит, три романа. А до меня с ним
работал другой мастер, Даниэль, но вот уже год, как он
погиб, упав вместе с машиной в море с обрыва.
Я оттолкнулся ногой от перекладины под столом,
отъехал на стуле к другой стене и включил
электрочайник. Натан придет вечером – заберет свой
заказ.
Чайник закипел, я налил себе чаю, посмотрел на
полочку, где стояли фигурки из последнего Натанова
заказа: три бородатых гнома, два эльфа с луками,
гоблин, рыцарь и дракон. Елки-палки! Забыл чародея!!!
Он же просил сделать еще и чародея!!! Я оттолкнулся от
стенки и подъехал к столу. Для тех, кому тяжело ходить,
эти кресла на «курьей ножке» — самое то!
На столе нашлись и два кусочка липы, и пластик
для лепки… из чего бы сделать? Дракона я вырезал из
липы…
Просмотрев листки с краткими описаниями, нашел
чародея. Натан написал: «на твое усмотрение» . ну что
же, не в первый раз. Я взял кусок пластика, помял его.
Недавнее изобретение нефтехимиков – мягкий пластик,
похожий на пластилин, но затвердевающий при
термообработке. Хорошая штука.
Итак, чародей, говорите? Под моими пальцами
постепенно проявлялись черты – сутулая спина, подобие
прически, руки, в одну надо вложить посох, ноги в
сапогах. Так.
Спустя минут сорок основа была готова. Я шилом
проявил черты лица, детали прически, и поставил
фигурку в электродуховку. Когда я ее оттуда достал
спустя десять минут, она из серой стала белой. Красота!
Так, теперь мы тебя приоденем. Вылепить балахон прямо
на основе – не проблема, я часто свободную одежду
делаю именно так.
Снова в духовку. Взглянул на часы. До Натанова
прихода осталось еще два часа. Успею. Даже подсушить
успею после покраски.
Балахон ему я выкрасил в пурпурный с черной
каймой, волосы сделал черными, а кожу – телесного, но
чуть светлее обычной человеческой – он же чародей,
затворник.
Покрыв фигурку лаком, я поставил ее на просушку
и стал вырезать для чародея посох. Наконец, и посох
готов, даже украшен сверху бусинкой чешского стекла.
Едва я вложил чародею в руку посох, раздался
звонок по домофону. Взглянув на экранчик камеры, я
увидел Натана и нажал кнопку, открывая дверь.
Натан появился в мастерской, как Санта Клаус на
Рожество – от него ощутимо пахло снегом.
—О! – его взгляд уперся в полку.
— Я постарался.
—Это ты называешь «постарался»? – Натан
подскочил к полке и схватил в одну руку чародея, в
другую – дракона. —Это же шедевр!!! Как живой!!! Эй, да
он на тебя похож!—уже удивленно отметил писатель. Я
пригляделся к чародею. И пробормотал:
—И в самом деле…
Да. Те же черты лица, такая же прическа-понитэйл,
хмурые брови. Напряженная поза – такая же, как у меня,
когда я стою, не опираясь на трость (фигурка высоко
поднимала посох, вероятно, готовя какие-то чародейские
пассы).
—Хм… такого со мной раньше не бывало,—я
задумчиво потер подбородок. А потом посмотрел на
Натана и сказал:
—Слушай, я хочу это увидеть.
Натан напрягся:
—Что – «это»?
—Макет. То, с помощью чего ты придумываешь
миры своих романов.
—Но… тебе же трудно ходить, а там на улице –
гололед… и мороз.
—Да ерунда, я сейчас такси вызову прямо к
подъезду, а туда уж как-нибудь доковыляю.
Натану явно не хотелось, чтобы я попал к нему
домой, но я уперся.
—Послушай, Натан, ну, я же тебе сделал три макета,
имею я право посмотреть хоть на один?!
Натан вздохнул.
—Ну… ладно. Надеюсь, все обойдется,—и позвонил
в такси.
Машину подали быстро – я даже не ожидал, что так
быстро, обычно они появляются не раньше, чем через
полчаса. Я подъехал на кресле к шкафу, встал с трудом,
и надел пальто. Схватился за трость.
—Пошли,—обернулся к Натану. Писатель надел
шапку, подошел ко мне и взял под руку.
Пятнадцать минут я потратил только на то, чтоб
выйти из дома – доковылять до лифта, и потом – из
лифта во двор. Ноги болели и отказывались
передвигаться, и я очень обрадовался, когда увидел, что
такси подъехало прямо к двери подъезда.
Таксист вообще попался весьма вежливый и
внимательный, довез быстро и к самой двери.
К счастью, Натан жил в своем доме и вход в этот
дом был не со двора, а прямо с улицы. Никаких
ступеней, кроме одной символической ступеньки
крыльца.
Я присел в прихожей на какую-то тумбочку, пока
снимал пальто и сапоги. Натан повесил одежду в шкаф и
повел меня в комнату – не в гостиную, как я ожидал, а
куда-то в задние комнаты.
Открыл дверь…
На полу был разостлан причудливый ковер, сшитый
из разноцветных лоскутов самой разной ткани:
мохнатого плюша, шершавой рогожи, ворсистого
бархата, шуршащей тафты… на ковре расставлены были
игрушечные деревья, горы, крепости и замок моей
работы, фигурки людей и животных. А еще по ковру
ползали на коленках мальчик и девочка лет десяти – они
увлеченно играли, переставляя фигурки, и нас заметили
не сразу.
Я оперся на дверной косяк и рассматривал эту
игрушечную страну. Да. Я мог собой гордиться – это
действительно был мир. Почти живой, почти
настоящий… из созерцательного состояния меня вырвал
голос девочки:
—Папка! Ты принес?
—Да, деточка, конечно, принес,—и Натан поставил
на ковер коробку. Дети набросились на нее и с
радостными возгласами стали доставать фигурки,
вертеть их и осматривать со всех сторон. Я
поинтересовался:
—Ты разрешаешь им играть на макете?
—Конечно, а как же иначе? Ведь если бы не они, я
бы ничего и не написал…—Натан грустно улыбнулся:
—Понимаешь, я-то придумывать миры и сюжеты не
умею – это вот они мастера придумывать. А я так,
стилист. Писатель-оформитель.
—Папка!—подбежал мальчик и подергал Натана за
рукав.
—Что, сынок?
—Папка, а кто этот дядя? Он на чародея похож!
—А этот дядя и есть чародей,—сказал я. Мальчик
удивленно приподнял бровь:
—Пра-авда? Настоящий?
Натан почему-то вдруг схватил меня за руку, но я
выдернул ее и ответил:
—Настоящий.
Девочка теперь тоже смотрела на меня с
любопытством. Мне даже сделалось от ее взгляда не по
себе.
—Папка, а он лучше того, который у нас сейчас.
Я улыбнулся:
—И почему же?
Натан страдальчески прошептал:
—Не надо…
Мальчик нетерпеливо возразил:
—Папка, не мешай!
Девочка, взяв меня за руку, серьезно сказала:
—Потому что тот злой. Мы его в горы загнали, а он
взял и замок захватил. Хочешь посмотреть?
—Конечно!
Я сделал шаг на ковер, неразумно оставив трость у
косяка, шагнул еще и колени мои подогнулись, комната
закружилась и резко увеличилась, а через секунду я упал
на ковер и ощутил себя… маленьким и пластмассовым…
Где-то далеко и вверху прогремел отчаянный голос
Натана:
—Дети!!! Что вы наделали!!!
И голос девочки:
—Зато у нас теперь есть настоящий добрый
чародей.
А мальчик серьезно добавил:
—А у дяди больше не болят ноги…
Затем все померкло.
Очнулся я от… запаха травы. Свежей, влажной…
Открыл глаза.
Прямо перед моим лицом по стеблю овсюга ползла
божья коровка, стебелек подрагивал от ее движений.
Вдруг она сорвалась и упала. Я протянул руку и
подхватил ее на ладонь. И заметил, что мой рукав стал
пурпурным с черной каймой. Сел, огляделся.
Я сидел на склоне холма, поросшего травой. Рядом
валялся резной деревянный посох с кристаллом в
набалдашнике. Ветер трепал мои длинные волосы,
связанные в хвост.
Все было настоящим – я это чувствовал.
Встал, поднял руку вверх. Божья коровка проползла
по указательному пальцу, расправила крылышки и
взлетела.
Пацан был прав: ноги у меня больше не болели.
Что ж, поиграем, ребятки?
Дракон получился просто превосходный. С
бронзовой чешуей, с алыми крыльями и впечатляющими
рогами. Ну, совсем как настоящий! Я аккуратно
поставил фигурку на полочку – пусть обсохнет лак.
Оглядел стол. Так, вроде все закончил. Все готово,
можно отдавать Натану. Вот бы посмотреть на все
вместе. Он заказал у меня в общей сложности уже около
трехсот фигурок, самых разнообразных. Были там и
макеты крепостей – целых три, и замок, и домики. А
однажды я сделал двадцать одинаковых фигурок коров…
Как всегда, Натан строил макет места, где происходило
действие его очередного романа. Я делал для него уже
третью партию – значит, три романа. А до меня с ним
работал другой мастер, Даниэль, но вот уже год, как он
погиб, упав вместе с машиной в море с обрыва.
Я оттолкнулся ногой от перекладины под столом,
отъехал на стуле к другой стене и включил
электрочайник. Натан придет вечером – заберет свой
заказ.
Чайник закипел, я налил себе чаю, посмотрел на
полочку, где стояли фигурки из последнего Натанова
заказа: три бородатых гнома, два эльфа с луками,
гоблин, рыцарь и дракон. Елки-палки! Забыл чародея!!!
Он же просил сделать еще и чародея!!! Я оттолкнулся от
стенки и подъехал к столу. Для тех, кому тяжело ходить,
эти кресла на «курьей ножке» — самое то!
На столе нашлись и два кусочка липы, и пластик
для лепки… из чего бы сделать? Дракона я вырезал из
липы…
Просмотрев листки с краткими описаниями, нашел
чародея. Натан написал: «на твое усмотрение» . ну что
же, не в первый раз. Я взял кусок пластика, помял его.
Недавнее изобретение нефтехимиков – мягкий пластик,
похожий на пластилин, но затвердевающий при
термообработке. Хорошая штука.
Итак, чародей, говорите? Под моими пальцами
постепенно проявлялись черты – сутулая спина, подобие
прически, руки, в одну надо вложить посох, ноги в
сапогах. Так.
Спустя минут сорок основа была готова. Я шилом
проявил черты лица, детали прически, и поставил
фигурку в электродуховку. Когда я ее оттуда достал
спустя десять минут, она из серой стала белой. Красота!
Так, теперь мы тебя приоденем. Вылепить балахон прямо
на основе – не проблема, я часто свободную одежду
делаю именно так.
Снова в духовку. Взглянул на часы. До Натанова
прихода осталось еще два часа. Успею. Даже подсушить
успею после покраски.
Балахон ему я выкрасил в пурпурный с черной
каймой, волосы сделал черными, а кожу – телесного, но
чуть светлее обычной человеческой – он же чародей,
затворник.
Покрыв фигурку лаком, я поставил ее на просушку
и стал вырезать для чародея посох. Наконец, и посох
готов, даже украшен сверху бусинкой чешского стекла.
Едва я вложил чародею в руку посох, раздался
звонок по домофону. Взглянув на экранчик камеры, я
увидел Натана и нажал кнопку, открывая дверь.
Натан появился в мастерской, как Санта Клаус на
Рожество – от него ощутимо пахло снегом.
—О! – его взгляд уперся в полку.
— Я постарался.
—Это ты называешь «постарался»? – Натан
подскочил к полке и схватил в одну руку чародея, в
другую – дракона. —Это же шедевр!!! Как живой!!! Эй, да
он на тебя похож!—уже удивленно отметил писатель. Я
пригляделся к чародею. И пробормотал:
—И в самом деле…
Да. Те же черты лица, такая же прическа-понитэйл,
хмурые брови. Напряженная поза – такая же, как у меня,
когда я стою, не опираясь на трость (фигурка высоко
поднимала посох, вероятно, готовя какие-то чародейские
пассы).
—Хм… такого со мной раньше не бывало,—я
задумчиво потер подбородок. А потом посмотрел на
Натана и сказал:
—Слушай, я хочу это увидеть.
Натан напрягся:
—Что – «это»?
—Макет. То, с помощью чего ты придумываешь
миры своих романов.
—Но… тебе же трудно ходить, а там на улице –
гололед… и мороз.
—Да ерунда, я сейчас такси вызову прямо к
подъезду, а туда уж как-нибудь доковыляю.
Натану явно не хотелось, чтобы я попал к нему
домой, но я уперся.
—Послушай, Натан, ну, я же тебе сделал три макета,
имею я право посмотреть хоть на один?!
Натан вздохнул.
—Ну… ладно. Надеюсь, все обойдется,—и позвонил
в такси.
Машину подали быстро – я даже не ожидал, что так
быстро, обычно они появляются не раньше, чем через
полчаса. Я подъехал на кресле к шкафу, встал с трудом,
и надел пальто. Схватился за трость.
—Пошли,—обернулся к Натану. Писатель надел
шапку, подошел ко мне и взял под руку.
Пятнадцать минут я потратил только на то, чтоб
выйти из дома – доковылять до лифта, и потом – из
лифта во двор. Ноги болели и отказывались
передвигаться, и я очень обрадовался, когда увидел, что
такси подъехало прямо к двери подъезда.
Таксист вообще попался весьма вежливый и
внимательный, довез быстро и к самой двери.
К счастью, Натан жил в своем доме и вход в этот
дом был не со двора, а прямо с улицы. Никаких
ступеней, кроме одной символической ступеньки
крыльца.
Я присел в прихожей на какую-то тумбочку, пока
снимал пальто и сапоги. Натан повесил одежду в шкаф и
повел меня в комнату – не в гостиную, как я ожидал, а
куда-то в задние комнаты.
Открыл дверь…
На полу был разостлан причудливый ковер, сшитый
из разноцветных лоскутов самой разной ткани:
мохнатого плюша, шершавой рогожи, ворсистого
бархата, шуршащей тафты… на ковре расставлены были
игрушечные деревья, горы, крепости и замок моей
работы, фигурки людей и животных. А еще по ковру
ползали на коленках мальчик и девочка лет десяти – они
увлеченно играли, переставляя фигурки, и нас заметили
не сразу.
Я оперся на дверной косяк и рассматривал эту
игрушечную страну. Да. Я мог собой гордиться – это
действительно был мир. Почти живой, почти
настоящий… из созерцательного состояния меня вырвал
голос девочки:
—Папка! Ты принес?
—Да, деточка, конечно, принес,—и Натан поставил
на ковер коробку. Дети набросились на нее и с
радостными возгласами стали доставать фигурки,
вертеть их и осматривать со всех сторон. Я
поинтересовался:
—Ты разрешаешь им играть на макете?
—Конечно, а как же иначе? Ведь если бы не они, я
бы ничего и не написал…—Натан грустно улыбнулся:
—Понимаешь, я-то придумывать миры и сюжеты не
умею – это вот они мастера придумывать. А я так,
стилист. Писатель-оформитель.
—Папка!—подбежал мальчик и подергал Натана за
рукав.
—Что, сынок?
—Папка, а кто этот дядя? Он на чародея похож!
—А этот дядя и есть чародей,—сказал я. Мальчик
удивленно приподнял бровь:
—Пра-авда? Настоящий?
Натан почему-то вдруг схватил меня за руку, но я
выдернул ее и ответил:
—Настоящий.
Девочка теперь тоже смотрела на меня с
любопытством. Мне даже сделалось от ее взгляда не по
себе.
—Папка, а он лучше того, который у нас сейчас.
Я улыбнулся:
—И почему же?
Натан страдальчески прошептал:
—Не надо…
Мальчик нетерпеливо возразил:
—Папка, не мешай!
Девочка, взяв меня за руку, серьезно сказала:
—Потому что тот злой. Мы его в горы загнали, а он
взял и замок захватил. Хочешь посмотреть?
—Конечно!
Я сделал шаг на ковер, неразумно оставив трость у
косяка, шагнул еще и колени мои подогнулись, комната
закружилась и резко увеличилась, а через секунду я упал
на ковер и ощутил себя… маленьким и пластмассовым…
Где-то далеко и вверху прогремел отчаянный голос
Натана:
—Дети!!! Что вы наделали!!!
И голос девочки:
—Зато у нас теперь есть настоящий добрый
чародей.
А мальчик серьезно добавил:
—А у дяди больше не болят ноги…
Затем все померкло.
Очнулся я от… запаха травы. Свежей, влажной…
Открыл глаза.
Прямо перед моим лицом по стеблю овсюга ползла
божья коровка, стебелек подрагивал от ее движений.
Вдруг она сорвалась и упала. Я протянул руку и
подхватил ее на ладонь. И заметил, что мой рукав стал
пурпурным с черной каймой. Сел, огляделся.
Я сидел на склоне холма, поросшего травой. Рядом
валялся резной деревянный посох с кристаллом в
набалдашнике. Ветер трепал мои длинные волосы,
связанные в хвост.
Все было настоящим – я это чувствовал.
Встал, поднял руку вверх. Божья коровка проползла
по указательному пальцу, расправила крылышки и
взлетела.
Пацан был прав: ноги у меня больше не болели.
Что ж, поиграем, ребятки?
вторник, 18 ноября 2008
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
ЖЖ висит по случаю переезда.
А сегодня я почувствовала дыхание зимы. Бр-р!!!
А сегодня я почувствовала дыхание зимы. Бр-р!!!
воскресенье, 19 октября 2008
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
вот и осень настала, холодно стало...
суббота, 21 июня 2008
воскресенье, 13 апреля 2008
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
Весна - великое время)
среда, 20 февраля 2008
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
Лекарство от слэша
В Хогвартсе стало твориться что-то странное. Какая-то нездоровая
обстановка там возникла. И обстановка эта профессору Снейпу определенно
не нравилась.Вездесущая Панси Паркинсон без устали докладывала ему обо
всем, что происходило вне классных помещений Слизерина. Ту же функцию,
но по отношению к Гриффиндору, выполняла Парвати Патил. От Райвенкло
стучала Чо, а хаффльпафский стукач так и остался невыясненным. Но не в
этом суть. А суть в тех нездоровых настроениях, что оплели своей
паутиной школу, преимущественно Слизерин и Гриффиндор, в меньшей степени
Райвенкло. Хаффльпафл оставался в блаженном неведении. "И пусть остается
и дальше" - думал профессор Снейп, потихоньку приходя в ужас. О да,
чтобы он, Северус Снейп, пришел в ужас - это еще надо было хорошенько
постараться. Это должно было быть что-то совсем уж нехорошее.
И это было нехорошее. Это нехорошее двумя толстыми пачками разносортной
бумаги лежало на столе профессора и повергало его в уныние.
"Говорил ведь я, в школе должны быть строгие порядки! Надо бы выдавать
ученикам строго определенное количество бумаги... нет, не поможет..."
профессор двумя пальцами взял один лист.
"Упоительная ночь". Гарри/Драко/Снейп, автор Люси Дварсон. - значилось
вверху листа. Далее следовало: "Гарри стоял на балконе и чувствовал
сладостную дрожь: приближался ОН. Он коснулся его спины, и тотчас колени
задрожали от восторга, а штаны стали тесными. От Драко так возбуждающе
пахло!"... - прочитал профессор Снейп, яростно сплюнул и отбросил лист.
На глаза ему попался следующий: "И Снейп сжал сосок юноши так ласково и
сильно, а другой рукой ласкал восставшую плоть, отчего у Гарри от
восторга выступили слезы" - профессор снова плюнул и выдернул еще один
лист. Лучше бы он этого не делал... Скомкав бумажку, профессор вскочил и
минут пятнадцать нервно бегал по комнате, издавая отрывистые, невнятные,
но очень эмоциональные восклицания. Наконец, он подбежал к шкафу с
настояками, выхватил оттуда бутылочку темно-зеленого цвета с белым
черепом на этикетке, отхлебнул прямо из горлышка и тихо сполз на пол по
дверцам шкафчика. Некоторое время он пребывал в прострации, потом
поднялся на ноги и снова сел за стол. Бутылка с мандрагоровым самогоном
заняла позицию слева.
"Это болезнь. И она охватила всю женскую часть учеников Хогвартса....
Иного объяснения нет... Нет, стоп. Это не болезнь. Если бы это была
болезнь, этим бы страдали и девчонки из Хаффльпаффа. Странно... Тогда,
однозначно, это - жуткое проклятие. Вот оно что!" - мысли профессора
были невеселыми. Явление, кое поразило его, можно сказать, в самое
сердце, последнее время цвело в Хогвартсе пышным цветом и называлось
"слэш". Профессор не знал, почему, и знать не хотел. Ему это не
нравилось. Ему не нравилось, что ученицы пишут всякую дрянь вместо
рефератов по зельеварению и другим предметам, что они описывают интимные
подробности, ВЫДУМАННЫЕ ими. Ему не нравилось, что ему приписывают
педофилию и гомомсексуализм!!!
"С этим надо бороться... Хм... А, вот, есть идея!"
И профессор понесся в свою лабораторию...
На следующий день, улучив перед обедом нужный момент, Снейп вылил в
котел с супом флакончик какой-то жидкости...
"Все, теперь, вместо того, чтобы писать гадости о мужчинах, они
заинтересуются мужчинами в реале" - думал профессор, шествуя от кухни с
очень довольным видом.
Но... вышло иначе. Уже к вечеру того дня в Хогвартсе стало происходить
нехорошее... Девочки бегали за мальчиками, А мальчики... тоже бегали за
мальчиками. И сам Снейп, столкнувшись в коридоре с Бинсом, почувствовал
странное томление. Моментально сообразив, что с зельем дал маху, он
понесся к себе, выпил противоядие и, прихватив два флакона, побежал
снова на кухню.
За ужином всеми (кроме Снейпа, который никогда не ужинал) был выпит
компот ос снадобьем, напрочь подавляющим всякие сексуальные интересы.
Неделю профессор наслаждался покоем и прилежностью учеников, уделявших
все внимание занятиям... Пришло воскресенье, Снейп надел
парадно-выходную мантию и пошел в Хогсмид, прямо в "Три метлы". Там за
столиком сидела профессор МакГонагалл. Снейп, посылая ей
многозначительные взгляды, прошел к ее столику и сел напротив.
МакГонагалл едва удостоила его коротким взглядом.
"Минерва, ты сегодня прекрасна, как всегда. По стаканчику - и пойдем в
гостиницу?"
"Что за развязный тон, профессор!"
"Минерва?"
"Профессор, уберите ваши руки. Я не испытываю ни малейшего желания идти
с вами куда бы то ни было. У меня много других дел!"
Снейп опешил.
"Минерва, но обычно..."
МакГонагалл ушла. Снейп посидел, подумал, треснул себя по лбу: "Зелье!"
- и унесся в Хогвартс. Смешивая зелья в своей лаборатории,он бормотал
под нос: "Уж теперь-то я не промахнусь!"
На этот раз Снейп оставил кухню в покое. Он начинил своим зельем
фонтанчики в женских туалетах.
... Прошло три дня. Все стало на свои места. Слешей больше никто не
писал, девушки интересовались мальчиками, мальчики вроде бы не
возражали...
В Хогвартсе стало твориться что-то странное. Какая-то нездоровая
обстановка там возникла. И обстановка эта профессору Снейпу определенно
не нравилась.Вездесущая Панси Паркинсон без устали докладывала ему обо
всем, что происходило вне классных помещений Слизерина. Ту же функцию,
но по отношению к Гриффиндору, выполняла Парвати Патил. От Райвенкло
стучала Чо, а хаффльпафский стукач так и остался невыясненным. Но не в
этом суть. А суть в тех нездоровых настроениях, что оплели своей
паутиной школу, преимущественно Слизерин и Гриффиндор, в меньшей степени
Райвенкло. Хаффльпафл оставался в блаженном неведении. "И пусть остается
и дальше" - думал профессор Снейп, потихоньку приходя в ужас. О да,
чтобы он, Северус Снейп, пришел в ужас - это еще надо было хорошенько
постараться. Это должно было быть что-то совсем уж нехорошее.
И это было нехорошее. Это нехорошее двумя толстыми пачками разносортной
бумаги лежало на столе профессора и повергало его в уныние.
"Говорил ведь я, в школе должны быть строгие порядки! Надо бы выдавать
ученикам строго определенное количество бумаги... нет, не поможет..."
профессор двумя пальцами взял один лист.
"Упоительная ночь". Гарри/Драко/Снейп, автор Люси Дварсон. - значилось
вверху листа. Далее следовало: "Гарри стоял на балконе и чувствовал
сладостную дрожь: приближался ОН. Он коснулся его спины, и тотчас колени
задрожали от восторга, а штаны стали тесными. От Драко так возбуждающе
пахло!"... - прочитал профессор Снейп, яростно сплюнул и отбросил лист.
На глаза ему попался следующий: "И Снейп сжал сосок юноши так ласково и
сильно, а другой рукой ласкал восставшую плоть, отчего у Гарри от
восторга выступили слезы" - профессор снова плюнул и выдернул еще один
лист. Лучше бы он этого не делал... Скомкав бумажку, профессор вскочил и
минут пятнадцать нервно бегал по комнате, издавая отрывистые, невнятные,
но очень эмоциональные восклицания. Наконец, он подбежал к шкафу с
настояками, выхватил оттуда бутылочку темно-зеленого цвета с белым
черепом на этикетке, отхлебнул прямо из горлышка и тихо сполз на пол по
дверцам шкафчика. Некоторое время он пребывал в прострации, потом
поднялся на ноги и снова сел за стол. Бутылка с мандрагоровым самогоном
заняла позицию слева.
"Это болезнь. И она охватила всю женскую часть учеников Хогвартса....
Иного объяснения нет... Нет, стоп. Это не болезнь. Если бы это была
болезнь, этим бы страдали и девчонки из Хаффльпаффа. Странно... Тогда,
однозначно, это - жуткое проклятие. Вот оно что!" - мысли профессора
были невеселыми. Явление, кое поразило его, можно сказать, в самое
сердце, последнее время цвело в Хогвартсе пышным цветом и называлось
"слэш". Профессор не знал, почему, и знать не хотел. Ему это не
нравилось. Ему не нравилось, что ученицы пишут всякую дрянь вместо
рефератов по зельеварению и другим предметам, что они описывают интимные
подробности, ВЫДУМАННЫЕ ими. Ему не нравилось, что ему приписывают
педофилию и гомомсексуализм!!!
"С этим надо бороться... Хм... А, вот, есть идея!"
И профессор понесся в свою лабораторию...
На следующий день, улучив перед обедом нужный момент, Снейп вылил в
котел с супом флакончик какой-то жидкости...
"Все, теперь, вместо того, чтобы писать гадости о мужчинах, они
заинтересуются мужчинами в реале" - думал профессор, шествуя от кухни с
очень довольным видом.
Но... вышло иначе. Уже к вечеру того дня в Хогвартсе стало происходить
нехорошее... Девочки бегали за мальчиками, А мальчики... тоже бегали за
мальчиками. И сам Снейп, столкнувшись в коридоре с Бинсом, почувствовал
странное томление. Моментально сообразив, что с зельем дал маху, он
понесся к себе, выпил противоядие и, прихватив два флакона, побежал
снова на кухню.
За ужином всеми (кроме Снейпа, который никогда не ужинал) был выпит
компот ос снадобьем, напрочь подавляющим всякие сексуальные интересы.
Неделю профессор наслаждался покоем и прилежностью учеников, уделявших
все внимание занятиям... Пришло воскресенье, Снейп надел
парадно-выходную мантию и пошел в Хогсмид, прямо в "Три метлы". Там за
столиком сидела профессор МакГонагалл. Снейп, посылая ей
многозначительные взгляды, прошел к ее столику и сел напротив.
МакГонагалл едва удостоила его коротким взглядом.
"Минерва, ты сегодня прекрасна, как всегда. По стаканчику - и пойдем в
гостиницу?"
"Что за развязный тон, профессор!"
"Минерва?"
"Профессор, уберите ваши руки. Я не испытываю ни малейшего желания идти
с вами куда бы то ни было. У меня много других дел!"
Снейп опешил.
"Минерва, но обычно..."
МакГонагалл ушла. Снейп посидел, подумал, треснул себя по лбу: "Зелье!"
- и унесся в Хогвартс. Смешивая зелья в своей лаборатории,он бормотал
под нос: "Уж теперь-то я не промахнусь!"
На этот раз Снейп оставил кухню в покое. Он начинил своим зельем
фонтанчики в женских туалетах.
... Прошло три дня. Все стало на свои места. Слешей больше никто не
писал, девушки интересовались мальчиками, мальчики вроде бы не
возражали...
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
"По ту сторону слэша"
Саурон Жестокий сидел на своем троне в Тол-ин-Гаурхот. Ему
было скучно. Очень скучно. Невыносимо скучно.
Пойти, что ли, из катапульты пострелять? Покататься верхом по
окрестностям? А можно с эльфами побеседовать... С Финродом и
компанией. О! Точно! Велеть их привести сюда и...
Додумать Саурону не дали. Вбежал молоденький орк, запыхавшись,
бухнулся перед Повелителем Воинов:
- Господин!!!
- Чего тебе? - угрюмо буркнул Гортхаур.
- Господин, там... там...
- Да говори же, идиот!
Но орк договорить не успел: в зал ввалилась толпа девиц с
толстыми пачками бумаги в руках. Девицы были разные, но
странный пугающий блеск в глазах и то, КАК они смотрели на все
вокруг, - это у них было общим. Саурону стало жарко, когда
одна из девиц обратила свой взор на него.
- О! Ортхэннер! - воскликнула она. Все остальные тут же
обернулись к Саурону. Он втиснулся в свое кресло, подумывая,
не смыться ли.
- Какой лапочка! - умилилась другая. Третья мотнула головой:
- О, серьезный мужчинка! Так я себе и представляла.
Саурон не выдержал, заорал:
- Стража! В приемную их! всех!!!
Стража приказ выполнила.
Саурон успокоился. Подозвал Болдога:
- Пойди к ним и узнай, что им надо, зачем пришли.
Болдог приказ исполнил, но исполнил весьма неохотно. Вскоре он
вернулся с огромной пачкой бумаги в руках. Вид у орка был
нехороший: красный какой-то и... да, Саурон мог бы поклясться,
что у Болдога вид был до крайности смущенный.
-П-повелитель... это... они... авторы...
Саурон удивился: раньше Болдог никогда не заикался. С чего бы
это?
- Авторы, говоришь? Это интересно. Всегда хотел познакомиться
с авторами. До сих пор только книжки попадались...
- Повелитель, может, не стоит?
- Я тут главный, Болдог. Давай сюда и проваливай, пока не
позову.
Болдог подал Саурону пачку бумаги и вышел, сказав напоследок:
- Только не говорите, что я вас не предупреждал.
Саурон погрузился в чтение... Впрочем, ненадолго.
Тол-ин-Гаурхот сотряс гневный вопль:
-Да я никогда! да этого не может быть, потому что этого не
может быть никогда, нигде и никак!!! Я - и Финрод?!!!! Я - и
Учитель?!!!!! Я - и Болдог?!!!! Учитель и Манве?!!!!! Берен и
Финрод?!!!!!!!!!! Маэдрос и Фингон?!!!!!!!!!!!!!!! Я про
остальных вообще молчу!!!!!!
Голос Болдога:
- Я же говорил...
Саурон рявкнул:
- Приведи ко мне Финрода и его эльфов! Живо!
Приказание было исполнено. Эльфы предстали перед Гортхауром
Жестоким.
- Вот что, эльфики. Я тут придумал для вас изощренную пытку.
Вот вам писульки, читайте!!
Под угрозой приставленных к горлу копий и мечей эльфы стали
читать... И сразу понеслись горестные стоны:
- Это неправда! Так не бывает! Папа, так же не бывает! -
плакал Айменель, Кальмегил только вздыхал. Финрод пребывал в
ступоре, Лоссар и Лауральдо нехорошо ругались на квэнья,
Эдрахиль кричал:
- Кто испоганил такую прекрасную белую бумагу такой
противоестественной мерзостью? Саурон, я знал, что ты жесток,
но никогда не подозревал, что ты настолько жесток!!!
Саурон вяло отмахнулся:
- Мне такое бы и в голову не пришло... Я слишком презираю
плоть, чтобы с кем-то спать. Тем более ТАК...
...Под вечер потерявших сознание эльфов унесли в лучшие покои
для гостей. Саурон выпил три галлона гномьей самогонки, но
огненное зелье ничуть не помогло. Ему было плохо.
- Болдог!!!
- Повелитель?
- Эльфов - отпустить на все четыре стороны. Девиц - к волкам в
подземелье... нет, не надо. Собачек жалко. А приведи их всех
сюда!
Болдог ужаснулся, но приказание исполнил. Перед Сауроном опять
предстала толпа девиц. Причем у них в руках были уже новые
исписанные пачки бумаги.
- Откуда у них бумага?! - взревел Саурон. Болдог пожал плечами:
- Не знаю. Протащили с собой, наверное...
- Вот что. Вышвырнуть их вон из нашего мира. Эту дрянь -
спалить. И впредь безжалостно жечь и подобные писульки, и их
авторов!
...Пламя горело до небес и зарево видели аж в устье Сириона...
Так и поползли слухи о Барлогах и драконах... А потом и про
Ородруин...
Эстель Грэйдо
суббота, 26 января 2008
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
Картинка жутко старая
среда, 02 января 2008
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
отпразднован Новый год.
Не было никакого телевизора! и сие крайне приятно
Не было никакого телевизора! и сие крайне приятно
понедельник, 31 декабря 2007
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
а вот и Новый год...
пятница, 30 ноября 2007
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
спамеров надо убивать
четверг, 18 октября 2007
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
наконец-то у меня что-то стало получаться
вторник, 25 сентября 2007
Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
Лесной принц
навеяно песней Лоры Провансаль "Лесной принц"
Солнце садится. Закат умирает над деревьями, и легкая дымка опускается на луг, на опушку леса... Еще не осень, но в душе моей словно листопад...
Первая звезда зажглась над зубчатой, похожей на гребень, кромкой леса. Пахнут травы.
Покой.
Я иду по некошеному лугу к лесной опушке. Колоски щекочут ноги, юбку пришлось высоко подоткнуть, и я чувствую себя совсем юной девочкой. Как тогда, много, много лет назад...
Луна струит свой бледно-серебряный свет на лесные травы, на поляне тихонько журчит родник.
Я знаю - скоро. Не замечу, слишком тонок этот миг, когда на луг ступает законный владыка леса. Он будто прилетает сюда туманом, он будто выходит из лунных лучей и теней, из-под крова листвы...
Давно, давно...
Лес этот зовется вековечным, он, говорят, почти так же стар, как мир. И лес этот людям чужд, неприветлив к ним. Здесь - королевство Древнего народа, иногда можно увидеть их - издали; в тумане или в пляске осенних листьев мелькают смутные тени, звучит дивная музыка, грустная и завораживающая. Им нет до нас никакого дела, и они очень не любят, когда смертные пытаются нарушить их границы.
Много лет назад я заблудилась в этом лесу - маленькая девочка перепугалась волчьего воя (и то ненастоящего - сверстники подшутили) и побежала, не разбирая дороги, в самую чащобу. Конечно же, заблудилась.
Я бродила до вечера, и лишь когда закат вызолотил верхушки деревьев, всякая надежда исчезла. Я упала на мох и сырую траву под буком и заплакала.
И легкое прикосновение... я подняла глаза. Сквозь муть слез увидела его... Кто это, я поняла сразу - люди не могут быть такими... иными. Он словно чуть светился в полумраке, его глаза, серые-серые, казались прозрачными и пронзительными... В первый же миг он словно проник ими в самое мое сердце, прочел в нем все, что хотел. Был ли он прекрасен? Не знаю. Его красоту мерками людей не измерить. Он - другой.
На светлых волосах, похожих на солнечный свет, обливающий листву в летний полдень, сверкал тоненький серебряный обруч. Я не могу описать его лицо; да и сам он весь неуловим для слов - игра света и тени, пляска листвы, сверканье росы, шепот ветра...
Он знал язык людей и говорил со мной о многом.
И песни его казались журчанием родника и шелестом листьев... Но чувствовалась в них какая-то вечная, пронзительная грусть. Я спросила его, отчего это.
"Оттого, что наш народ бессмертен", услышала я ответ. И удивилась: да почему же это должно быть так грустно?!
"Мы помним все, но спустя века от нас останутся только тени, и сгинем мы, лишь когда сгинет мир... знаешь, там, далеко за морем, есть Благословенная Земля, туда уходим мы, когда уже невмоготу нести груз прожитых лет здесь, в смертных землях... Туда стремятся наши сердца, и мое... но мне тяжко и покинуть мой лес. Я останусь здесь до конца времен, или пока существует лес..."
И грусть его проникла в мое сердце... А он говорил: "Вы, люди, для нас как мотыльки, ваше прошлое хранит лишь слово - оно переходит к вам по наследству, и все минувшее кажется сном. Мы же помним все, и для нас нет ни прошлого, ни будущего - лишь вечно длящийся миг настоящего. Мы не замечаем течения времени, пока мы полны сил."
И я понимала, что для него уже настает осень, и скоро увянет корона из листьев, в которой он однажды явился мне, рассыплется в прах. И он, истаявший до призрачной тени, будет бродить по этим лесам... если только не уйдет за море.
навеяно песней Лоры Провансаль "Лесной принц"
Солнце садится. Закат умирает над деревьями, и легкая дымка опускается на луг, на опушку леса... Еще не осень, но в душе моей словно листопад...
Первая звезда зажглась над зубчатой, похожей на гребень, кромкой леса. Пахнут травы.
Покой.
Я иду по некошеному лугу к лесной опушке. Колоски щекочут ноги, юбку пришлось высоко подоткнуть, и я чувствую себя совсем юной девочкой. Как тогда, много, много лет назад...
Луна струит свой бледно-серебряный свет на лесные травы, на поляне тихонько журчит родник.
Я знаю - скоро. Не замечу, слишком тонок этот миг, когда на луг ступает законный владыка леса. Он будто прилетает сюда туманом, он будто выходит из лунных лучей и теней, из-под крова листвы...
Давно, давно...
Лес этот зовется вековечным, он, говорят, почти так же стар, как мир. И лес этот людям чужд, неприветлив к ним. Здесь - королевство Древнего народа, иногда можно увидеть их - издали; в тумане или в пляске осенних листьев мелькают смутные тени, звучит дивная музыка, грустная и завораживающая. Им нет до нас никакого дела, и они очень не любят, когда смертные пытаются нарушить их границы.
Много лет назад я заблудилась в этом лесу - маленькая девочка перепугалась волчьего воя (и то ненастоящего - сверстники подшутили) и побежала, не разбирая дороги, в самую чащобу. Конечно же, заблудилась.
Я бродила до вечера, и лишь когда закат вызолотил верхушки деревьев, всякая надежда исчезла. Я упала на мох и сырую траву под буком и заплакала.
И легкое прикосновение... я подняла глаза. Сквозь муть слез увидела его... Кто это, я поняла сразу - люди не могут быть такими... иными. Он словно чуть светился в полумраке, его глаза, серые-серые, казались прозрачными и пронзительными... В первый же миг он словно проник ими в самое мое сердце, прочел в нем все, что хотел. Был ли он прекрасен? Не знаю. Его красоту мерками людей не измерить. Он - другой.
На светлых волосах, похожих на солнечный свет, обливающий листву в летний полдень, сверкал тоненький серебряный обруч. Я не могу описать его лицо; да и сам он весь неуловим для слов - игра света и тени, пляска листвы, сверканье росы, шепот ветра...
Он знал язык людей и говорил со мной о многом.
И песни его казались журчанием родника и шелестом листьев... Но чувствовалась в них какая-то вечная, пронзительная грусть. Я спросила его, отчего это.
"Оттого, что наш народ бессмертен", услышала я ответ. И удивилась: да почему же это должно быть так грустно?!
"Мы помним все, но спустя века от нас останутся только тени, и сгинем мы, лишь когда сгинет мир... знаешь, там, далеко за морем, есть Благословенная Земля, туда уходим мы, когда уже невмоготу нести груз прожитых лет здесь, в смертных землях... Туда стремятся наши сердца, и мое... но мне тяжко и покинуть мой лес. Я останусь здесь до конца времен, или пока существует лес..."
И грусть его проникла в мое сердце... А он говорил: "Вы, люди, для нас как мотыльки, ваше прошлое хранит лишь слово - оно переходит к вам по наследству, и все минувшее кажется сном. Мы же помним все, и для нас нет ни прошлого, ни будущего - лишь вечно длящийся миг настоящего. Мы не замечаем течения времени, пока мы полны сил."
И я понимала, что для него уже настает осень, и скоро увянет корона из листьев, в которой он однажды явился мне, рассыплется в прах. И он, истаявший до призрачной тени, будет бродить по этим лесам... если только не уйдет за море.