Здесь должна была быть какая-нибудь банальность, но нет.
Убить Императора
Каждую весну, в те самые дни, когда эльфы, а с ними и презренные северяне отмечают Аловину-Буйноцвет, в Киннелдоре молятся другим богам, но так случилось, что торжества в честь Солнечной Ялатари совпадают с древним эльфийским праздником. В Империи царит Этри Ллет, это – официальная религия государства, вера в Священную Триаду. Религия эта пришла с Северо-Востока очень давно – с Великим переселением лотари.
А с возникновением лотарийской империи Киннелдор-Атэпалларима эта вера стала общегосударственной.
Указом прадеда нынешнего императора, Рандарилвана, запрещались все ответвления и искажения, и единственно верной признавалась та ветвь Этри Ллет, в которой вершиной божественного треугольника становилась богиня Солнца Ялатари. Интарха, богиня Луны, стала Дочерью Солнца, чьими потомками считался императорский род, а Краэс, бог Ночи и смерти – темной стороной Солнца. Те из служителей Этри Ллет (а их было большинство), кто не пожелал принять одобренную версию, были казнены и объявлены еретиками. Новые клирики, поставленные на места уничтоженных или изгнанных, вознесенные на верх из низших рангов, провозгласили императора наместником Ялатари и волю его приравняли к божественной.
Весенний праздник всегда устраивался в честь императора и его семьи. Это были торжественные шествия, карнавалы и нехитрые увеселения для народа – гулянья, пляски и песни, ярмарки, выступления циркачей и актеров, а также, разумеется, на закуску – показательная казнь какого-нибудь еретика или государственного преступника.
Но в список увеселений первого дня празднеств входило еще одно, что преподносилось лишь немногим избранным, знати и тем счастливчикам, кто сумел добыть приглашение.
Это были кровавые представления на Арене, которая являла собой огромное сооружение, вырезанное в склоне холма, напоминающее северо-западные общественные театры: ряды сидений, спускающихся по склонам огромной чаши с ареной вместо донышка, где и проводились кровавые бои. Внизу, возвышаясь над краем арены на высоту человеческого роста, располагались ложи императора, его семьи и высшей знати.
Обычно на арене бились профессиональные бойцы-пинотаоны, чьи выступления стоили очень дорого. Но иногда – хотя бы один раз за вечер – на арену выходили воины-смертники. Рабы. Пленники. Они сражались друг с другом, пока кто-то из них не умирал. Бывало, что победитель получал свободу. Если выживал.
На этот раз таких поединков в распорядке стояло несколько.
Оровандаттон, герцог Рионнар, почти не смотрел на поединки, погруженный в собственные размышления. Но его сосед, молодой барон Ранвалан Даннавиру, растормошил герцога:
—Орован, посоветуйте, на кого мне лучше поставить? На бойца лорда Паллави, или на императорского раба?
—Не знаю, друг. Ты в прошлый раз последовал моему совету и потерял изрядную сумму.
—Кто не рискует, тот не пьет игристого! — весело сказал Даннавиру. Нагнулся к уху герцога:
—Смотрите, к нам идет принц Лирданарван!
И верно, в ложу направлялся младший брат герцога. Как всегда, разодет он был в яркие и дорогие одежды, при этом удивительным образом удерживаясь на грани безупречности и безвкусицы. Когда недавно объявленный наследным (по причине исчезновения без вести старшего) принц вошел в ложу, барон низко поклонился, герцог лишь кивнул – как старший член императорской семьи, хоть и незаконнорожденный, он мог обходиться без особых церемоний с младшими. Лирданарван ответил таким же кивком и непринужденно уселся на одно из кресел. Оровандаттон сел на второе, барону же пришлось стоять у стены.
—Чему обязан? – вежливо и холодно спросил герцог.
—Мы давно не виделись, брат, — ответил принц. Посмотрел на арену, где известный наемный боец-пинотаон по прозванью Волкобой отбивался от трех волков. — Как ты думаешь, какой пинотаон победит сегодня в финальных поединках?
—Трудно сказать, я не вижу между всеми ними особой разницы.
Лирданарван приподнял бровь:
—Наш Герцог Всезнайка не разбирается в пинотаонах?
—Все знать никто не может, а между теми, что выходили сегодня и по распорядку должны выйти еще, я не вижу разницы. Они все примерно равны.
—Я имел в виду финальный поединок одного бойца, который победит трех воинов подряд – победителей сегодняшней Арены. А в конце против него выступит сразу тройка умелых пинотаонов. После Волкобоя мы увидим это зрелище. Воин будет без доспеха. Если он победит и выйдет с Арены живым – что же, ему обещана свобода. А если погибнет – значит, боги не снизошли к нему.
Оровандаттон пожал плечами:
—Простому пинотаону такое не под силу
—А что ты скажешь насчет этинда? Меня всегда интересовало, насколько этинда в бою лучше тренированного пинотаона-человека – хочу проверить, не врут ли все эти россказни о них.
—Да где ж ты возьмешь подходящего эльфа? — герцог Рионнар одновременно и удивился и насторожился. За своим младшим братцем он знал свойство удивлять, неприятно удивлять, и всегда опасался не суметь предугадать его действия.
Вот и сейчас…
—Во время последнего рейда по северным лесам отряд Ловцов взял нескольких. В том числе хороших воинов – не без помощи магов.
—неужто эльф согласился сражаться на арене, как раб-пинотаон? Этинда не ломаются в плену. Они умирают, но не сдаются – это всем известно.
—Этому пришлось согласиться, важно ключик подобрать, - усмехнулся принц. – И его подобрали. И какой ключик! Посмотри вон туда – и он показал на ложу лорда Агриона, недавно стараниями нового наследного принца получившего графский титул. Рядом с усатым графом сидела молоденькая девушка в полупрозрачных развевающихся одеждах и с блестящим рабским ошейником на шее.
—Эльф? – на этот раз Орован удивился по-настоящему.
—Верно. Этинда, молоденькая и красивая. Это и есть тот самый ключик. Агрион захватил в плен целую толпу этинда в лесах Карадди – они бежали в сторону каледвенской границы. Девчонку они берегли как сокровище какое-то – за нее сложили головы четыре этинда, дравшихся, как демоны. Они убили двадцать человек, прежде чем идиоты-арбалетчики их пристрелили, вместо того, чтобы взять их живьем. Маги при допросе остальных пленников выяснили, что она – дочь их вождя. А их вождя тот же отряд взял двумя днями раньше – и то магией, одной силой не получалось... За жизнь и свободу дочери он и будет сражаться на арене.
—Значит, лично ему не обещано ничего? — герцог покрутил в руке пустой бокал. Принц с усмешкой глянул на старшего брата:
—Не обещано. Опять же, мне интересно, способны ли этинда пожертвовать собой ради близкого существа?
—Решится ли кошка броситься на трех собак, защищая своих котят? — вопросом ответил герцог, поставил бокал на столик и поморщился:
—Все, в ком течет горячая кровь, способны на это.
—Умозрительно – да. Вот только кошка – безусловно, но она бессловесная неразумная тварь, а человеку свойственны разум и здравомыслие, и здесь это правило работать не должно.
Лирдар закинул ногу на ногу.
Оровандаттон, прищурившись, смотрел на него. Братец явно к чему-то вёл все эти речи. Вот только к чему?
—Так ты хочешь сказать, что этинда таковы же, как и люди? — он сделал знак барону, и тот подал бокалы с вином герцогу и принцу. Наследник посмотрел вино на свет и отпил, незаметно прикоснувшись к бокалу перстнем с заговоренным специально для него аметистом – нет ли яда.
—Нет. Я хочу сказать не это. Нельзя отрицать, что они разумны, как и мы, но чувства у них – это скорее чувства животных, чем людей.
—Я бы не сказал, - Орован тоже отпил вина, чуть задержал во рту. Разговор становился неприятным, но непонятно было, к чему клонит Лирдар.
—Ты думаешь, они подобны нам и в сфере чувств? — рассмеялся наследник. — Да довольно поглядеть на тот белобрысый позор нашего рода, коего зовут принцем Релакараном, графом Хайрэн. Ты видел хоть какие-нибудь чувства на его лице?
—Нет, но это ни о чем не говорит, кроме как о том, что он умеет владеть собой лучше многих, — а вот тут герцог насторожился. Неужели Лирдар что-то знает, чего бы ему знать не следовало?
Но тут Даннавиру легонько и быстро коснулся его руки и едва заметно покачал головой. Орован сделал вид, будто заинтересовался происходящим на арене, и смотрел туда некоторое время, чтобы не выдать своего волнения.
—Я думаю, любезный брат, что этинда ничем особо от нас не отличаются, разве что внешностью.
—И долголетием, - добавил Лирданарван. — А для человека это уже обидно, не находишь?
—Наш божественный род это не должно особенно задевать, — широко улыбнулся герцог. — Мы живем дольше обычных людей. А до черни мне дела нет.
Что касается этинда, то, хоть они и живут в лесу, в этих своих гнездах на деревьях, однако нельзя считать, что они - животные. Они разумны и рассудительны, как люди. Есть немало тому примеров.
—Верно, — кивнул Лирдар, сбил с рукава неосторожно залетевшую в ложу букашку и придавил ее подошвой расшитой золотом туфли. — Но должен заметить, что мой этинда согласился пожертвовать собой ради своей дочери. Свойственно ли это человеку – отдать жизнь свою за чужую, что бы там ни говорили храмовые мудрецы? Сомневаюсь.
—А я нет, — покачал головой герцог. — По долгу службы, а ты знаешь, что отец доверил мне Розыскную Палату, я сталкиваюсь иногда с интереснейшими делами. Так, совсем недавно два преуспевающих горожанина утонули в реке, спасая маленькую нищенку, упавшую с моста.
—Это простонародье, оно верит всему, что им рассказывают священники. А наша судьба, судьба правителей – быть пастухами при овечьем стаде, так пристало ли нам жертвовать собой? А ведь этот этинда –вождь своего народа. Не разумно ли было бы сохранить себе жизнь, как более полезному члену общества? Но он решил иначе. Впрочем, его извиняет то, что у него есть шанс спасти дочь и самому остаться в живых.
Герцог снова отпил большой глоток, стремясь смыть терпким вином мерзкий привкус этого разговора.
Не получилось.
—Так ты думаешь, он сумеет победить?
—Они выносливы, а этот к тому же хороший боец.
—Не думаю, что зрелище будет интересным, ведь этинда устанет и вряд ли покажет себя хорошо в финале.
—А, вот ты о чем. Не думаю. Он уложил стольких солдат, сражаясь за свою свободу, так почему бы ему теперь не повторить подвиг, на сей раз не ради своей свободы, а ради свободы и жизни дочери?
—А-а… ну, что же, посмотрим, посмотрим… О! А куда это потащили этиндовскую девчонку? — герцог Рионнар указал на Агриона, бесцеремонно взявшего девушку за руку и вышедшего с ней из ложи. Их перемещения не укрылись от глаз других аристократов (и не только), наблюдавших за прекрасной пленницей.
—Агрион на вчерашней вечеринке высказывал желание подарить её императору, — безразлично махнул рукой Лирдар. — Ты же знаешь, отец до сих пор любит свеженькое и остренькое, я бы даже сказал – остроухонькое, — тут наследный принц совершенно неприлично гоготнул, и моментально стал серьезным и мрачным. — Вот только не хватало нам ещё одного этиндовского отродья – и так той мерзости, что прижилась под крылышком Вэрш и пользуется почестями и благами как член императорского рода, больше, чем нужно. Не понимаю, с какой радости отец не велел утопить этого ублюдка, как только тот родился…
—Божественная кровь нашего рода священна, — с каменным лицом промолвил Орован. — Ты сам это прекрасно знаешь.
—Знаю, но все равно неприятно. Впрочем, это всем нам неприятно. А теперь откланяюсь, с твоего позволения, — Лирдар поставил пустой бокал на столик и, поклонившись, покинул ложу. Даннавиру, проводив его взглядом, молча посмотрел на Оровандаттона. Тот потер виски, устало сказал:
—Поставь на эльфа. Если хочешь. Сдается мне, все это не просто так.
Барон кивнул, осторожно взял бокал за ножку и стал рассматривать его, поворачивая на свету:
—Любопытно, мой господин. Вы правы, несомненно… давеча вы говорили, что новоиспеченный наследник что-то замышляет. Так и есть, но что именно, я, увы, не вижу пока. Он явно возбужден – настолько ясно отпечатались на хрустале его чувства! Здесь… жажда крови, да, ещё ненависть и радостное предвкушение...
—Разбей.
—Но это же драгоценный хрусталь! Палларийский! Если мне не изменяет память, вы отдали за него две сотни полновесных золотых дэтрес, — возразил юноша.
—Его брал в руки Лирдар, и я не хочу, чтобы эта вещь впредь находилась рядом со мной, да еще и воняла его низкой подлой душонкой.
Даннавиру, вздохнув, грохнул бокал об пол. Тут же вбежал слуга и подмел осколки. Когда служитель с совком и веником вышел, герцог спросил:
—Тяжело это?
—Что, мой господин? — поднял голову юноша.
—Быть атэлиером? Видеть, слышать чужие мысли, ощущать чувства, желания?
Молодой барон ответил не сразу. То, что он – атэлиер, не знал никто, кроме него самого и герцога, который в свое время вытащил юношу из большой беды и на время спрятал в отдаленном монастыре, а теперь вот определил к себе на службу…
—Да как сказать, ваше высочество. Люди ведь все разные. Кого-то чувствовать плохо и противно, кого-то просто больно, а кого-то приятно… разрешите быть честным?
—Что за вопрос, Райно.
—Только что я словно искупался в выгребной яме. Простите, ваше высочество…
—Ничего, я знаю истинную цену моему братцу… и словам его тоже, — герцог пожал юноше руку. — Скоро, так или иначе, наступит развязка, и тогда мне будет нужна твоя помощь как никогда прежде. Даже то, что ты ощущал сейчас, может нам пригодиться. А пока выпей вина и закажи сдобных булок и каледвенского сыра, чтобы подкрепиться. Может быть, тебе еще придется поработать сегодня…
Юноша кивнул, позвонил в колокольчик и тихо сказал:
—Как жаль, мой господин, что я почти не вижу будущего…
—Зато есть кое-кто другой, кто умеет это делать, и я думаю, что скоро познакомлю тебя с ним, — улыбнулся Орован, главным образом не столько для того, чтобы развеселить Райно, сколько подбодрить себя.
Смутное беспокойство не покидало герцога. Как хорошо, что он вовремя спрятал Прадда! И как хорошо, что все считают настоящего наследника погибшим, хотя император всего лишь объявил его пропавшим без вести – ведь тело не найдено, а пока не получены весомые доказательства смерти, принц не может считаться мертвым. Орован усмехнулся, вспомнив, как именно он это исчезновение обстряпал: удалось подставить нескольких верных людей Лирдара. Что уже само по себе приятно.
Слуга принес новые бутылки, бокалы и закуски. Герцог приказал ему тихонько привести троих телохранителей и быть начеку. Это был старый доверенный слуга, и Орован мог быть уверен, что тот сделает все, что нужно, не задавая лишних вопросов.
Волкобой наконец прирезал волков и под жидкие аплодисменты удалился с арены. Служители быстро утащили трупы хищников, насыпали свежего песка. На арену вышел известный пинотаон по прозвищу Длинная Смерть, прозванный так из-за излюбленного оружия, эоверского нан-эги – острого изогнутого клинка длиною в полтора локтя, насаженного на древко. Длинная Смерть был эоверцем и владел этим оружием превосходно. Он прошел двадцать боев и ни разу не получил ни одной серьезной раны.
Длинная Смерть и сам был длинным и тощим, его смоляные волосы, заплетенные в косу на затылке, украшали три серебряные ленты с подвешенными к концам знаками отличия – награды за предыдущие победы. Доспехов он не признавал никаких, кроме легкого кожаного нагрудника и наручей, и сейчас надел только их.
Этот человек мог оправдать свое прозвище еще и в переносном смысле: всем было известно, что свободные пинотаоны – это любители острых ощущений, риска и смертельной опасности, или же те, кто ищет красочной и впечатляющей смерти, при этом играя с судьбой – не сегодня, так завтра, не завтра, так через год.
С противоположной стороны вывели пленника. Глашатай объявил, что благородных зрителей ожидает доселе невиданное зрелище: на арене с пинотаоном по прозвищу Длинная Смерть будет сражаться эльфийский пленник, коему в случае победы на сегодняшней Арене будет дарована свобода. По рядам прокатился шум удивления и возбужденного интереса.
С пленника сняли цепи и вытолкнули на арену. Один из служителей бросил к его ногам чуть изогнутый эльфийский меч. Пленник ловко подхватил оружие, и в тот же миг за его спиной лязгнули решетчатые ворота.
Длинная Смерть с интересом разглядывал противника, слегка опершись на свой нан-эги, воткнутый древком в песок арены.
Зрители также рассматривали эльфа, затаив дыхание – на несколько мгновений повисла тишина.
Оровандаттону было видно лучше многих. Эльф, черноволосый, высокий, такого же роста, как и пинотаон, был одет только в короткие кожаные штаны, подвязанные чуть ниже колен, и опоясан широким кушаком. Никакого оружия, кроме меча, и никаких доспехов. С виду – обычный эльф, поджарый и жилистый, идеально сложенный.
Длинная Смерть пошел в атаку очень неожиданно. Казалось, просто перетек из спокойной, расслабленной позы в удар, нан-эги, только что торчавший острием вверх, сверкнул серебристой молнией у самых ног эльфа. Но там, куда воткнулось острие нан-эги, эльфа уже не было, он с неимоверной скоростью, прыжком и сальто ушел оттуда и оказался слева от пинотаона. Нан-эги описал полукруг, прочертив его у самого незащищенного живота противника, но эльф подпрыгнул и в прыжке рубанул мечом по древку. Длинная Смерть резко крутанул нан-эги, эльф парировал, и прочнейшее, из каменного дерева, древко переломилось. В руках пинотаона осталась палка длиной в два локтя. Однако тот не растерялся и, отбив новый удар пленника этой палкой, переместился чуть в сторону, легко поднял нан-эги с остатком древка, и пошел в атаку, используя один обломок как меч, второй – как вспомогательную дубинку. От дубинки после трех ударов эльфа остался огрызок, но Длинная Смерть сумел ударить противника по правому плечу, и теперь на светлой гладкой коже расплывался синяк. Но, похоже, удар никак не повлиял на подвижность эльфа. Пинотаон огрызнулся резким выпадом и меч, целивший вроде бы в живот Длинной Смерти, вдруг очень быстро ушел в сторону и резанул ему бок и бедро.
Длинная Смерть отшатнулся, рубанул нан-эги, эльф увернулся, подпрыгнул и ударил в прыжке. Звон металла, искры. Теперь эльф стоял в двух шагах.
А в десяти саженях слева от него, за тонкой кисейной занавеской, вцепившись побелевшими пальцами в мраморный резной подоконник ложи, застыл, словно каменный, юный барон Даннавиру.
«Я не хочу убивать.
Все бессмысленно.
Зачем?
Я не боюсь смерти – так просто умереть! Только не сопротивляться…
Но…»
«Смотри, этинда, ты будешь сражаться. У тебя только два выбора: победить или умереть. Если ты откажешься сражаться, твоя дочь станет игрушкой для моей личной гвардии. У меня есть хорошие колдуны, которые не дадут ей быстро умереть, как вы это любите, так что ее ждет очень много веселья. Если же согласишься, то я дам ей свободу в случае твоей победы. Если ты проиграешь, она будет подарена императору».
Он согласился – что-то же надо было сделать! Ее не убьют просто так, и умереть не позволят: этот человек не лгал, это чувствовалось.
«Я ненавижу вас. Ненавижу ваши самодовольные морды извращенцев, млеющих от восторга при виде крови, упивающихся болью, ценящих красоту смерти – не своей».
Даннавиру всхлипнул и сполз на пол. Герцог подхватил его, усадил в кресло – больше ничем не мог помочь ему.
Прыжок, удар, лязганье стали, снова удар.
Алый всплеск.
«Я ненавижу вас!»
Длинная Смерть пошатнулся, с каким-то странным, почти детским удивлением глядя на собственную кровь, хлынувшую из рассеченного живота… это было последним, что он видел и чувствовал.
Герцог вздохнул. Эльф определенно протянет долго. И выйдет в финал.
Подозвал слугу:
—Ну что, каковы ставки?
—На эльфа ставят, на его победу, ваше высочество. Если эльф проиграет в конце, кто-то сможет получить очень много денег.
Герцог задумался. Конечно, Лирданарван – еще тот любитель тратить денежки, но чтобы он их добывал вот так, жульничая на ставках? Он отпустил слугу, повернулся к барону, почти пришедшему в себя:
—Даннавиру, а эльф… проиграет?
Барон покачал головой, поморщился, сжал виски:
—Я… не знаю. И да, и нет. Я получил выигрыш, но чувствую, что если буду продолжать ставить на эльфа, то проиграю. Но… какая разница, я могу ведь и не дожить до конца этого… представления. Я чувствую этого эльфа, как себя… Им движет ненависть и боль…
—Я вызову тебе носилки и тебя отнесут домой.
—Не надо, мой господин, — Даннавиру закрыл глаза. — Мне кажется, я должен остаться здесь. Это важно… очень. Важно.
Герцог протянул ему бокал:
—Выпей, может быть, станет легче.
Юноша кивнул, морщась, взял хрусталь дрожащей рукой. Отпил большой глоток:
—Мой господин… дайте мне слово. Дайте слово, если я умру тут, вы покинете столицу, как только это кончится… чем бы оно ни кончилось. Так будет лучше и безопаснее всего для вас и для… нашего дела.
Орован нервно сжал пальцами подбородок. Предчувствия Даннавиру еще никогда не обманывали. Паренек был настоящим атэлиэром, хоть и неопытным еще. Очень хотелось спросить – почему покинуть столицу и что должно случиться, но он понимал, что в том состоянии, в каком сейчас атэлиер, внятных ответов не будет, но и так ясно, что Лирдар определенно готовит какую-нибудь пакость.
Герцог бросил взгляд на ложу Вэрш. За занавесками нельзя было разглядеть, кто там находится, но ему уже доложили, что там только Даларанта со своим гостем, каким-то священнослужителем, судя по длинной черной рясе с капюшоном и широкому алому поясу – жрецом Краэса. С чего бы Даларанте водить такие тесные знакомства со служителями смерти? Впрочем, с этой ханжи станется. Старая дева любит беседовать о духовном и заодно обстряпывать свои дела чужими руками, а черное священство для этого подходит очень хорошо.
С ложи Вэрш он перевел взгляд на императорскую. Эльфийка была уже там, сидела рядом с седым, но вполне еще свежим мужчиной в ослепительно белых одеждах – императором. Девчонка смотрела в одну точку широко распахнутыми глазами. И дрожала – Орован не столько видел, сколько чувствовал это. Даннавиру тронул его за локоть:
—Она напугана. Я слышу ее страх. Так не боятся за отцов. Так боятся за любимых…
Оровандаттон пожал плечами:
—Мы не знаем, каковы семейные отношения и привязанности у эльфов. Говорят, для них семья, клан – это святое. Никто не поднимет руки на брата, даже худого слова не скажет. Не то, что у нас… да. И сними ставки – проиграешь.
Даннавиру грустно улыбнулся:
—Вам я верю. Хоть вы и не видите.
—Это потому, что я очень хорошо знаю своего братца.
С арены между тем унесли убитого пинотаона, присыпали кровавые пятна свежим песочком. Все это время эльф просидел на коленях неподалеку от входа на площадку, даже не пошевелился. И только когда прозвучали трубы и на арену вышел новый пинотаон, этинда легко вскочил на ноги.
Его противником на этот раз оказался Тайлирикан, плечистый громила в панцире и наручах, в шлеме и наголенниках. И с мечом – тяжелым двуручником, длиной едва ли не в рост обычного человека.
С верхних рядов, где сидела публика попроще, засвистели и загалдели. Вылетело надкушенное яблоко, Тайлирикан лениво повернулся, махнул мечом и на арену упали две почти равные половинки плода.
Тайлирикана многие не любили за то, что он пер напролом и сминал противника слишком быстро, лишая зрителей обещанного зрелища.
Те же, кто снова поставил на эльфа, приуныли.
Тайлирикан пошел в атаку, явно намереваясь разделать эльфа на куски, причем без особых изысков. Но ловкий и подвижный эльф увернулся, ударив по прикрытому кольчужной юбкой бедру. Пинотаон, казалось, этого даже и не заметил, развернулся и тяжеленный двуручник наискось свистнул в воздухе. Эльф прыгнул, уходя от удара.
Теперь он стоял прямо перед Тайлириканом.
С верхних галерей свистели и выкрикивали обидные слова в адрес пинотаона. Оровандаттон встал и подошел к парапету – поединок его заинтересовал. Даннавиру стоял рядом, чуть позади, держась за столбик, на котором держались занавеси.
—Орован, у него два пути: либо вымотать этого медведя, либо наоборот, покончить с ним как можно быстрее. Сейчас он решает, что делать.
—Да, — Оровандаттон кивнул.
—Он убьет его сейчас. Я вижу…
И верно.
Тайлирикан ломанулся вперед, в своей излюбленной манере стенобитного тарана, надеясь, видимо, просто-напросто смять хрупкого на вид противника массой своего бронированного тела.
Но эльф отвел своим узким мечом тяжелый двуручник, а точнее – сам двинулся вперед, отклонив в сторону чужой меч. На такой удар может решиться только тот, кто готов умереть сам. Продолжая движение, узкий эльфийский сирда проскользил по лезвию двуручника, высекая искры, скользнул по наплечнику и… Тайлирикан упал на следующем шаге, как подкошенный. Хлынула алая струя из разрезанной шеи.
С верхних галерей раздался дружный выдох и… оглушительные аплодисменты сотрясли Арену сверху донизу.
Эльф отошел на несколько шагов, сел на колени и положил перед собой меч. Опустил голову. Служители вошли на арену, чтобы вынести тело. Внимание зрителей переключилось на них. Только Даннавиру, не отрываясь, смотрел на него. И вдруг, сдавленно охнув, на миг потерял сознание, как давеча, и рухнул в свое кресло.
И в этот же миг эльф вскочил на ноги, подхватил меч и молнией помчался к бортику арены. Прыгнул, прыгнул так высоко, как не может прыгнуть человек. Ударил меч. Брызнула кровь. Эльф оказался в императорской ложе. На парапете мешком обмякло тело охранника.
Из лож напротив охрана наводила арбалеты, но стрелки медлили, боясь попасть в императора.
Эльф встретился глазами с девушкой в рабском ошейнике. Она вдруг схватилась обеими руками за этот ошейник и крикнула:
—Ekrĭæs!
Он взмахнул мечом:
—Stāre, niesa …
голова девушки упала на колени императору, в тот же миг в спину эльфа вонзились четыре арбалетных болта, и спустя ничтожно краткое мгновение его меч рассек грудь императора, так и не успевшего вскочить.
Яркая вспышка, короткий приказ, и тьма.
«Я сделал все, что мог.
Прости, моя звездочка, что так вышло.
Прости…»
Все случилось очень быстро и быстро закончилось. Когда охрана наконец вбежала в ложу, эльф был неподвижен и мертв. Как и все остальные там.
Примечания:
Лирдар – сокращенное имя Лирданарвана. Употребляется наравне с полным именем в повседневной жизни. Аналогично Орован – сокращенное имя Оровандаттона.
Атэлиэр - псионик
Сирда – тип меча, длинный узкий клинок, иногда с легким изгибом. Отличительная черта – длинная, приспособленная для двух рук рукоять (может достигать двадцати сантиметров в длину).
Убей! (иланэ арн-дилларэ)
Прощай, милая…(иланэ арн-дилларэ)
Каждую весну, в те самые дни, когда эльфы, а с ними и презренные северяне отмечают Аловину-Буйноцвет, в Киннелдоре молятся другим богам, но так случилось, что торжества в честь Солнечной Ялатари совпадают с древним эльфийским праздником. В Империи царит Этри Ллет, это – официальная религия государства, вера в Священную Триаду. Религия эта пришла с Северо-Востока очень давно – с Великим переселением лотари.
А с возникновением лотарийской империи Киннелдор-Атэпалларима эта вера стала общегосударственной.
Указом прадеда нынешнего императора, Рандарилвана, запрещались все ответвления и искажения, и единственно верной признавалась та ветвь Этри Ллет, в которой вершиной божественного треугольника становилась богиня Солнца Ялатари. Интарха, богиня Луны, стала Дочерью Солнца, чьими потомками считался императорский род, а Краэс, бог Ночи и смерти – темной стороной Солнца. Те из служителей Этри Ллет (а их было большинство), кто не пожелал принять одобренную версию, были казнены и объявлены еретиками. Новые клирики, поставленные на места уничтоженных или изгнанных, вознесенные на верх из низших рангов, провозгласили императора наместником Ялатари и волю его приравняли к божественной.
Весенний праздник всегда устраивался в честь императора и его семьи. Это были торжественные шествия, карнавалы и нехитрые увеселения для народа – гулянья, пляски и песни, ярмарки, выступления циркачей и актеров, а также, разумеется, на закуску – показательная казнь какого-нибудь еретика или государственного преступника.
Но в список увеселений первого дня празднеств входило еще одно, что преподносилось лишь немногим избранным, знати и тем счастливчикам, кто сумел добыть приглашение.
Это были кровавые представления на Арене, которая являла собой огромное сооружение, вырезанное в склоне холма, напоминающее северо-западные общественные театры: ряды сидений, спускающихся по склонам огромной чаши с ареной вместо донышка, где и проводились кровавые бои. Внизу, возвышаясь над краем арены на высоту человеческого роста, располагались ложи императора, его семьи и высшей знати.
Обычно на арене бились профессиональные бойцы-пинотаоны, чьи выступления стоили очень дорого. Но иногда – хотя бы один раз за вечер – на арену выходили воины-смертники. Рабы. Пленники. Они сражались друг с другом, пока кто-то из них не умирал. Бывало, что победитель получал свободу. Если выживал.
На этот раз таких поединков в распорядке стояло несколько.
Оровандаттон, герцог Рионнар, почти не смотрел на поединки, погруженный в собственные размышления. Но его сосед, молодой барон Ранвалан Даннавиру, растормошил герцога:
—Орован, посоветуйте, на кого мне лучше поставить? На бойца лорда Паллави, или на императорского раба?
—Не знаю, друг. Ты в прошлый раз последовал моему совету и потерял изрядную сумму.
—Кто не рискует, тот не пьет игристого! — весело сказал Даннавиру. Нагнулся к уху герцога:
—Смотрите, к нам идет принц Лирданарван!
И верно, в ложу направлялся младший брат герцога. Как всегда, разодет он был в яркие и дорогие одежды, при этом удивительным образом удерживаясь на грани безупречности и безвкусицы. Когда недавно объявленный наследным (по причине исчезновения без вести старшего) принц вошел в ложу, барон низко поклонился, герцог лишь кивнул – как старший член императорской семьи, хоть и незаконнорожденный, он мог обходиться без особых церемоний с младшими. Лирданарван ответил таким же кивком и непринужденно уселся на одно из кресел. Оровандаттон сел на второе, барону же пришлось стоять у стены.
—Чему обязан? – вежливо и холодно спросил герцог.
—Мы давно не виделись, брат, — ответил принц. Посмотрел на арену, где известный наемный боец-пинотаон по прозванью Волкобой отбивался от трех волков. — Как ты думаешь, какой пинотаон победит сегодня в финальных поединках?
—Трудно сказать, я не вижу между всеми ними особой разницы.
Лирданарван приподнял бровь:
—Наш Герцог Всезнайка не разбирается в пинотаонах?
—Все знать никто не может, а между теми, что выходили сегодня и по распорядку должны выйти еще, я не вижу разницы. Они все примерно равны.
—Я имел в виду финальный поединок одного бойца, который победит трех воинов подряд – победителей сегодняшней Арены. А в конце против него выступит сразу тройка умелых пинотаонов. После Волкобоя мы увидим это зрелище. Воин будет без доспеха. Если он победит и выйдет с Арены живым – что же, ему обещана свобода. А если погибнет – значит, боги не снизошли к нему.
Оровандаттон пожал плечами:
—Простому пинотаону такое не под силу
—А что ты скажешь насчет этинда? Меня всегда интересовало, насколько этинда в бою лучше тренированного пинотаона-человека – хочу проверить, не врут ли все эти россказни о них.
—Да где ж ты возьмешь подходящего эльфа? — герцог Рионнар одновременно и удивился и насторожился. За своим младшим братцем он знал свойство удивлять, неприятно удивлять, и всегда опасался не суметь предугадать его действия.
Вот и сейчас…
—Во время последнего рейда по северным лесам отряд Ловцов взял нескольких. В том числе хороших воинов – не без помощи магов.
—неужто эльф согласился сражаться на арене, как раб-пинотаон? Этинда не ломаются в плену. Они умирают, но не сдаются – это всем известно.
—Этому пришлось согласиться, важно ключик подобрать, - усмехнулся принц. – И его подобрали. И какой ключик! Посмотри вон туда – и он показал на ложу лорда Агриона, недавно стараниями нового наследного принца получившего графский титул. Рядом с усатым графом сидела молоденькая девушка в полупрозрачных развевающихся одеждах и с блестящим рабским ошейником на шее.
—Эльф? – на этот раз Орован удивился по-настоящему.
—Верно. Этинда, молоденькая и красивая. Это и есть тот самый ключик. Агрион захватил в плен целую толпу этинда в лесах Карадди – они бежали в сторону каледвенской границы. Девчонку они берегли как сокровище какое-то – за нее сложили головы четыре этинда, дравшихся, как демоны. Они убили двадцать человек, прежде чем идиоты-арбалетчики их пристрелили, вместо того, чтобы взять их живьем. Маги при допросе остальных пленников выяснили, что она – дочь их вождя. А их вождя тот же отряд взял двумя днями раньше – и то магией, одной силой не получалось... За жизнь и свободу дочери он и будет сражаться на арене.
—Значит, лично ему не обещано ничего? — герцог покрутил в руке пустой бокал. Принц с усмешкой глянул на старшего брата:
—Не обещано. Опять же, мне интересно, способны ли этинда пожертвовать собой ради близкого существа?
—Решится ли кошка броситься на трех собак, защищая своих котят? — вопросом ответил герцог, поставил бокал на столик и поморщился:
—Все, в ком течет горячая кровь, способны на это.
—Умозрительно – да. Вот только кошка – безусловно, но она бессловесная неразумная тварь, а человеку свойственны разум и здравомыслие, и здесь это правило работать не должно.
Лирдар закинул ногу на ногу.
Оровандаттон, прищурившись, смотрел на него. Братец явно к чему-то вёл все эти речи. Вот только к чему?
—Так ты хочешь сказать, что этинда таковы же, как и люди? — он сделал знак барону, и тот подал бокалы с вином герцогу и принцу. Наследник посмотрел вино на свет и отпил, незаметно прикоснувшись к бокалу перстнем с заговоренным специально для него аметистом – нет ли яда.
—Нет. Я хочу сказать не это. Нельзя отрицать, что они разумны, как и мы, но чувства у них – это скорее чувства животных, чем людей.
—Я бы не сказал, - Орован тоже отпил вина, чуть задержал во рту. Разговор становился неприятным, но непонятно было, к чему клонит Лирдар.
—Ты думаешь, они подобны нам и в сфере чувств? — рассмеялся наследник. — Да довольно поглядеть на тот белобрысый позор нашего рода, коего зовут принцем Релакараном, графом Хайрэн. Ты видел хоть какие-нибудь чувства на его лице?
—Нет, но это ни о чем не говорит, кроме как о том, что он умеет владеть собой лучше многих, — а вот тут герцог насторожился. Неужели Лирдар что-то знает, чего бы ему знать не следовало?
Но тут Даннавиру легонько и быстро коснулся его руки и едва заметно покачал головой. Орован сделал вид, будто заинтересовался происходящим на арене, и смотрел туда некоторое время, чтобы не выдать своего волнения.
—Я думаю, любезный брат, что этинда ничем особо от нас не отличаются, разве что внешностью.
—И долголетием, - добавил Лирданарван. — А для человека это уже обидно, не находишь?
—Наш божественный род это не должно особенно задевать, — широко улыбнулся герцог. — Мы живем дольше обычных людей. А до черни мне дела нет.
Что касается этинда, то, хоть они и живут в лесу, в этих своих гнездах на деревьях, однако нельзя считать, что они - животные. Они разумны и рассудительны, как люди. Есть немало тому примеров.
—Верно, — кивнул Лирдар, сбил с рукава неосторожно залетевшую в ложу букашку и придавил ее подошвой расшитой золотом туфли. — Но должен заметить, что мой этинда согласился пожертвовать собой ради своей дочери. Свойственно ли это человеку – отдать жизнь свою за чужую, что бы там ни говорили храмовые мудрецы? Сомневаюсь.
—А я нет, — покачал головой герцог. — По долгу службы, а ты знаешь, что отец доверил мне Розыскную Палату, я сталкиваюсь иногда с интереснейшими делами. Так, совсем недавно два преуспевающих горожанина утонули в реке, спасая маленькую нищенку, упавшую с моста.
—Это простонародье, оно верит всему, что им рассказывают священники. А наша судьба, судьба правителей – быть пастухами при овечьем стаде, так пристало ли нам жертвовать собой? А ведь этот этинда –вождь своего народа. Не разумно ли было бы сохранить себе жизнь, как более полезному члену общества? Но он решил иначе. Впрочем, его извиняет то, что у него есть шанс спасти дочь и самому остаться в живых.
Герцог снова отпил большой глоток, стремясь смыть терпким вином мерзкий привкус этого разговора.
Не получилось.
—Так ты думаешь, он сумеет победить?
—Они выносливы, а этот к тому же хороший боец.
—Не думаю, что зрелище будет интересным, ведь этинда устанет и вряд ли покажет себя хорошо в финале.
—А, вот ты о чем. Не думаю. Он уложил стольких солдат, сражаясь за свою свободу, так почему бы ему теперь не повторить подвиг, на сей раз не ради своей свободы, а ради свободы и жизни дочери?
—А-а… ну, что же, посмотрим, посмотрим… О! А куда это потащили этиндовскую девчонку? — герцог Рионнар указал на Агриона, бесцеремонно взявшего девушку за руку и вышедшего с ней из ложи. Их перемещения не укрылись от глаз других аристократов (и не только), наблюдавших за прекрасной пленницей.
—Агрион на вчерашней вечеринке высказывал желание подарить её императору, — безразлично махнул рукой Лирдар. — Ты же знаешь, отец до сих пор любит свеженькое и остренькое, я бы даже сказал – остроухонькое, — тут наследный принц совершенно неприлично гоготнул, и моментально стал серьезным и мрачным. — Вот только не хватало нам ещё одного этиндовского отродья – и так той мерзости, что прижилась под крылышком Вэрш и пользуется почестями и благами как член императорского рода, больше, чем нужно. Не понимаю, с какой радости отец не велел утопить этого ублюдка, как только тот родился…
—Божественная кровь нашего рода священна, — с каменным лицом промолвил Орован. — Ты сам это прекрасно знаешь.
—Знаю, но все равно неприятно. Впрочем, это всем нам неприятно. А теперь откланяюсь, с твоего позволения, — Лирдар поставил пустой бокал на столик и, поклонившись, покинул ложу. Даннавиру, проводив его взглядом, молча посмотрел на Оровандаттона. Тот потер виски, устало сказал:
—Поставь на эльфа. Если хочешь. Сдается мне, все это не просто так.
Барон кивнул, осторожно взял бокал за ножку и стал рассматривать его, поворачивая на свету:
—Любопытно, мой господин. Вы правы, несомненно… давеча вы говорили, что новоиспеченный наследник что-то замышляет. Так и есть, но что именно, я, увы, не вижу пока. Он явно возбужден – настолько ясно отпечатались на хрустале его чувства! Здесь… жажда крови, да, ещё ненависть и радостное предвкушение...
—Разбей.
—Но это же драгоценный хрусталь! Палларийский! Если мне не изменяет память, вы отдали за него две сотни полновесных золотых дэтрес, — возразил юноша.
—Его брал в руки Лирдар, и я не хочу, чтобы эта вещь впредь находилась рядом со мной, да еще и воняла его низкой подлой душонкой.
Даннавиру, вздохнув, грохнул бокал об пол. Тут же вбежал слуга и подмел осколки. Когда служитель с совком и веником вышел, герцог спросил:
—Тяжело это?
—Что, мой господин? — поднял голову юноша.
—Быть атэлиером? Видеть, слышать чужие мысли, ощущать чувства, желания?
Молодой барон ответил не сразу. То, что он – атэлиер, не знал никто, кроме него самого и герцога, который в свое время вытащил юношу из большой беды и на время спрятал в отдаленном монастыре, а теперь вот определил к себе на службу…
—Да как сказать, ваше высочество. Люди ведь все разные. Кого-то чувствовать плохо и противно, кого-то просто больно, а кого-то приятно… разрешите быть честным?
—Что за вопрос, Райно.
—Только что я словно искупался в выгребной яме. Простите, ваше высочество…
—Ничего, я знаю истинную цену моему братцу… и словам его тоже, — герцог пожал юноше руку. — Скоро, так или иначе, наступит развязка, и тогда мне будет нужна твоя помощь как никогда прежде. Даже то, что ты ощущал сейчас, может нам пригодиться. А пока выпей вина и закажи сдобных булок и каледвенского сыра, чтобы подкрепиться. Может быть, тебе еще придется поработать сегодня…
Юноша кивнул, позвонил в колокольчик и тихо сказал:
—Как жаль, мой господин, что я почти не вижу будущего…
—Зато есть кое-кто другой, кто умеет это делать, и я думаю, что скоро познакомлю тебя с ним, — улыбнулся Орован, главным образом не столько для того, чтобы развеселить Райно, сколько подбодрить себя.
Смутное беспокойство не покидало герцога. Как хорошо, что он вовремя спрятал Прадда! И как хорошо, что все считают настоящего наследника погибшим, хотя император всего лишь объявил его пропавшим без вести – ведь тело не найдено, а пока не получены весомые доказательства смерти, принц не может считаться мертвым. Орован усмехнулся, вспомнив, как именно он это исчезновение обстряпал: удалось подставить нескольких верных людей Лирдара. Что уже само по себе приятно.
Слуга принес новые бутылки, бокалы и закуски. Герцог приказал ему тихонько привести троих телохранителей и быть начеку. Это был старый доверенный слуга, и Орован мог быть уверен, что тот сделает все, что нужно, не задавая лишних вопросов.
Волкобой наконец прирезал волков и под жидкие аплодисменты удалился с арены. Служители быстро утащили трупы хищников, насыпали свежего песка. На арену вышел известный пинотаон по прозвищу Длинная Смерть, прозванный так из-за излюбленного оружия, эоверского нан-эги – острого изогнутого клинка длиною в полтора локтя, насаженного на древко. Длинная Смерть был эоверцем и владел этим оружием превосходно. Он прошел двадцать боев и ни разу не получил ни одной серьезной раны.
Длинная Смерть и сам был длинным и тощим, его смоляные волосы, заплетенные в косу на затылке, украшали три серебряные ленты с подвешенными к концам знаками отличия – награды за предыдущие победы. Доспехов он не признавал никаких, кроме легкого кожаного нагрудника и наручей, и сейчас надел только их.
Этот человек мог оправдать свое прозвище еще и в переносном смысле: всем было известно, что свободные пинотаоны – это любители острых ощущений, риска и смертельной опасности, или же те, кто ищет красочной и впечатляющей смерти, при этом играя с судьбой – не сегодня, так завтра, не завтра, так через год.
С противоположной стороны вывели пленника. Глашатай объявил, что благородных зрителей ожидает доселе невиданное зрелище: на арене с пинотаоном по прозвищу Длинная Смерть будет сражаться эльфийский пленник, коему в случае победы на сегодняшней Арене будет дарована свобода. По рядам прокатился шум удивления и возбужденного интереса.
С пленника сняли цепи и вытолкнули на арену. Один из служителей бросил к его ногам чуть изогнутый эльфийский меч. Пленник ловко подхватил оружие, и в тот же миг за его спиной лязгнули решетчатые ворота.
Длинная Смерть с интересом разглядывал противника, слегка опершись на свой нан-эги, воткнутый древком в песок арены.
Зрители также рассматривали эльфа, затаив дыхание – на несколько мгновений повисла тишина.
Оровандаттону было видно лучше многих. Эльф, черноволосый, высокий, такого же роста, как и пинотаон, был одет только в короткие кожаные штаны, подвязанные чуть ниже колен, и опоясан широким кушаком. Никакого оружия, кроме меча, и никаких доспехов. С виду – обычный эльф, поджарый и жилистый, идеально сложенный.
Длинная Смерть пошел в атаку очень неожиданно. Казалось, просто перетек из спокойной, расслабленной позы в удар, нан-эги, только что торчавший острием вверх, сверкнул серебристой молнией у самых ног эльфа. Но там, куда воткнулось острие нан-эги, эльфа уже не было, он с неимоверной скоростью, прыжком и сальто ушел оттуда и оказался слева от пинотаона. Нан-эги описал полукруг, прочертив его у самого незащищенного живота противника, но эльф подпрыгнул и в прыжке рубанул мечом по древку. Длинная Смерть резко крутанул нан-эги, эльф парировал, и прочнейшее, из каменного дерева, древко переломилось. В руках пинотаона осталась палка длиной в два локтя. Однако тот не растерялся и, отбив новый удар пленника этой палкой, переместился чуть в сторону, легко поднял нан-эги с остатком древка, и пошел в атаку, используя один обломок как меч, второй – как вспомогательную дубинку. От дубинки после трех ударов эльфа остался огрызок, но Длинная Смерть сумел ударить противника по правому плечу, и теперь на светлой гладкой коже расплывался синяк. Но, похоже, удар никак не повлиял на подвижность эльфа. Пинотаон огрызнулся резким выпадом и меч, целивший вроде бы в живот Длинной Смерти, вдруг очень быстро ушел в сторону и резанул ему бок и бедро.
Длинная Смерть отшатнулся, рубанул нан-эги, эльф увернулся, подпрыгнул и ударил в прыжке. Звон металла, искры. Теперь эльф стоял в двух шагах.
А в десяти саженях слева от него, за тонкой кисейной занавеской, вцепившись побелевшими пальцами в мраморный резной подоконник ложи, застыл, словно каменный, юный барон Даннавиру.
«Я не хочу убивать.
Все бессмысленно.
Зачем?
Я не боюсь смерти – так просто умереть! Только не сопротивляться…
Но…»
«Смотри, этинда, ты будешь сражаться. У тебя только два выбора: победить или умереть. Если ты откажешься сражаться, твоя дочь станет игрушкой для моей личной гвардии. У меня есть хорошие колдуны, которые не дадут ей быстро умереть, как вы это любите, так что ее ждет очень много веселья. Если же согласишься, то я дам ей свободу в случае твоей победы. Если ты проиграешь, она будет подарена императору».
Он согласился – что-то же надо было сделать! Ее не убьют просто так, и умереть не позволят: этот человек не лгал, это чувствовалось.
«Я ненавижу вас. Ненавижу ваши самодовольные морды извращенцев, млеющих от восторга при виде крови, упивающихся болью, ценящих красоту смерти – не своей».
Даннавиру всхлипнул и сполз на пол. Герцог подхватил его, усадил в кресло – больше ничем не мог помочь ему.
Прыжок, удар, лязганье стали, снова удар.
Алый всплеск.
«Я ненавижу вас!»
Длинная Смерть пошатнулся, с каким-то странным, почти детским удивлением глядя на собственную кровь, хлынувшую из рассеченного живота… это было последним, что он видел и чувствовал.
Герцог вздохнул. Эльф определенно протянет долго. И выйдет в финал.
Подозвал слугу:
—Ну что, каковы ставки?
—На эльфа ставят, на его победу, ваше высочество. Если эльф проиграет в конце, кто-то сможет получить очень много денег.
Герцог задумался. Конечно, Лирданарван – еще тот любитель тратить денежки, но чтобы он их добывал вот так, жульничая на ставках? Он отпустил слугу, повернулся к барону, почти пришедшему в себя:
—Даннавиру, а эльф… проиграет?
Барон покачал головой, поморщился, сжал виски:
—Я… не знаю. И да, и нет. Я получил выигрыш, но чувствую, что если буду продолжать ставить на эльфа, то проиграю. Но… какая разница, я могу ведь и не дожить до конца этого… представления. Я чувствую этого эльфа, как себя… Им движет ненависть и боль…
—Я вызову тебе носилки и тебя отнесут домой.
—Не надо, мой господин, — Даннавиру закрыл глаза. — Мне кажется, я должен остаться здесь. Это важно… очень. Важно.
Герцог протянул ему бокал:
—Выпей, может быть, станет легче.
Юноша кивнул, морщась, взял хрусталь дрожащей рукой. Отпил большой глоток:
—Мой господин… дайте мне слово. Дайте слово, если я умру тут, вы покинете столицу, как только это кончится… чем бы оно ни кончилось. Так будет лучше и безопаснее всего для вас и для… нашего дела.
Орован нервно сжал пальцами подбородок. Предчувствия Даннавиру еще никогда не обманывали. Паренек был настоящим атэлиэром, хоть и неопытным еще. Очень хотелось спросить – почему покинуть столицу и что должно случиться, но он понимал, что в том состоянии, в каком сейчас атэлиер, внятных ответов не будет, но и так ясно, что Лирдар определенно готовит какую-нибудь пакость.
Герцог бросил взгляд на ложу Вэрш. За занавесками нельзя было разглядеть, кто там находится, но ему уже доложили, что там только Даларанта со своим гостем, каким-то священнослужителем, судя по длинной черной рясе с капюшоном и широкому алому поясу – жрецом Краэса. С чего бы Даларанте водить такие тесные знакомства со служителями смерти? Впрочем, с этой ханжи станется. Старая дева любит беседовать о духовном и заодно обстряпывать свои дела чужими руками, а черное священство для этого подходит очень хорошо.
С ложи Вэрш он перевел взгляд на императорскую. Эльфийка была уже там, сидела рядом с седым, но вполне еще свежим мужчиной в ослепительно белых одеждах – императором. Девчонка смотрела в одну точку широко распахнутыми глазами. И дрожала – Орован не столько видел, сколько чувствовал это. Даннавиру тронул его за локоть:
—Она напугана. Я слышу ее страх. Так не боятся за отцов. Так боятся за любимых…
Оровандаттон пожал плечами:
—Мы не знаем, каковы семейные отношения и привязанности у эльфов. Говорят, для них семья, клан – это святое. Никто не поднимет руки на брата, даже худого слова не скажет. Не то, что у нас… да. И сними ставки – проиграешь.
Даннавиру грустно улыбнулся:
—Вам я верю. Хоть вы и не видите.
—Это потому, что я очень хорошо знаю своего братца.
С арены между тем унесли убитого пинотаона, присыпали кровавые пятна свежим песочком. Все это время эльф просидел на коленях неподалеку от входа на площадку, даже не пошевелился. И только когда прозвучали трубы и на арену вышел новый пинотаон, этинда легко вскочил на ноги.
Его противником на этот раз оказался Тайлирикан, плечистый громила в панцире и наручах, в шлеме и наголенниках. И с мечом – тяжелым двуручником, длиной едва ли не в рост обычного человека.
С верхних рядов, где сидела публика попроще, засвистели и загалдели. Вылетело надкушенное яблоко, Тайлирикан лениво повернулся, махнул мечом и на арену упали две почти равные половинки плода.
Тайлирикана многие не любили за то, что он пер напролом и сминал противника слишком быстро, лишая зрителей обещанного зрелища.
Те же, кто снова поставил на эльфа, приуныли.
Тайлирикан пошел в атаку, явно намереваясь разделать эльфа на куски, причем без особых изысков. Но ловкий и подвижный эльф увернулся, ударив по прикрытому кольчужной юбкой бедру. Пинотаон, казалось, этого даже и не заметил, развернулся и тяжеленный двуручник наискось свистнул в воздухе. Эльф прыгнул, уходя от удара.
Теперь он стоял прямо перед Тайлириканом.
С верхних галерей свистели и выкрикивали обидные слова в адрес пинотаона. Оровандаттон встал и подошел к парапету – поединок его заинтересовал. Даннавиру стоял рядом, чуть позади, держась за столбик, на котором держались занавеси.
—Орован, у него два пути: либо вымотать этого медведя, либо наоборот, покончить с ним как можно быстрее. Сейчас он решает, что делать.
—Да, — Оровандаттон кивнул.
—Он убьет его сейчас. Я вижу…
И верно.
Тайлирикан ломанулся вперед, в своей излюбленной манере стенобитного тарана, надеясь, видимо, просто-напросто смять хрупкого на вид противника массой своего бронированного тела.
Но эльф отвел своим узким мечом тяжелый двуручник, а точнее – сам двинулся вперед, отклонив в сторону чужой меч. На такой удар может решиться только тот, кто готов умереть сам. Продолжая движение, узкий эльфийский сирда проскользил по лезвию двуручника, высекая искры, скользнул по наплечнику и… Тайлирикан упал на следующем шаге, как подкошенный. Хлынула алая струя из разрезанной шеи.
С верхних галерей раздался дружный выдох и… оглушительные аплодисменты сотрясли Арену сверху донизу.
Эльф отошел на несколько шагов, сел на колени и положил перед собой меч. Опустил голову. Служители вошли на арену, чтобы вынести тело. Внимание зрителей переключилось на них. Только Даннавиру, не отрываясь, смотрел на него. И вдруг, сдавленно охнув, на миг потерял сознание, как давеча, и рухнул в свое кресло.
И в этот же миг эльф вскочил на ноги, подхватил меч и молнией помчался к бортику арены. Прыгнул, прыгнул так высоко, как не может прыгнуть человек. Ударил меч. Брызнула кровь. Эльф оказался в императорской ложе. На парапете мешком обмякло тело охранника.
Из лож напротив охрана наводила арбалеты, но стрелки медлили, боясь попасть в императора.
Эльф встретился глазами с девушкой в рабском ошейнике. Она вдруг схватилась обеими руками за этот ошейник и крикнула:
—Ekrĭæs!
Он взмахнул мечом:
—Stāre, niesa …
голова девушки упала на колени императору, в тот же миг в спину эльфа вонзились четыре арбалетных болта, и спустя ничтожно краткое мгновение его меч рассек грудь императора, так и не успевшего вскочить.
Яркая вспышка, короткий приказ, и тьма.
«Я сделал все, что мог.
Прости, моя звездочка, что так вышло.
Прости…»
Все случилось очень быстро и быстро закончилось. Когда охрана наконец вбежала в ложу, эльф был неподвижен и мертв. Как и все остальные там.
Примечания:
Лирдар – сокращенное имя Лирданарвана. Употребляется наравне с полным именем в повседневной жизни. Аналогично Орован – сокращенное имя Оровандаттона.
Атэлиэр - псионик
Сирда – тип меча, длинный узкий клинок, иногда с легким изгибом. Отличительная черта – длинная, приспособленная для двух рук рукоять (может достигать двадцати сантиметров в длину).
Убей! (иланэ арн-дилларэ)
Прощай, милая…(иланэ арн-дилларэ)